Фрэнк Герберт - Капитул Дюны

— Как тебя зовут, дитя? — спросила Великая Досточтимая Матрона хриплым от старости и притворного добродушия голосом.

— Мое имя Сабанда, — голос звонкий и чистый, несмотря на страшную боль психологического зондирования.

— Хочешь посмотреть, как мы поймаем слабого мужчину и пленим его? — спросила Великая Досточтимая Матрона.

Сабанда знала, как отвечать на этот вопрос, ее предупреждали об этом.

— Я скорее умру, чем соглашусь. — Она произнесла это совершенно спокойно, невозмутимо взглянув в старое лицо, похожее цветом на высушенный корень, слишком долго пролежавший на жарком солнце. В глазах старухи появились странные рыжие блики. Это признак гнева, говорили прокторы.

Свободная, красная с золотом, накидка, украшенная черным драконом, и красное трико под ней лишь подчеркивали костлявую, сухопарую фигуру.

На лице Великой Досточтимой Матроны не дрогнул ни один мускул, хотя она снова подумала: Будь они прокляты!…

— С каким заданием ты прибыла на ту маленькую грязную планету, где мы схватили тебя?

— Я должна была стать учителем.

— Боюсь, что мы не оставили в живых ни одну из ваших девчонок.

Почему она улыбается? Чтобы бросить мне вызов! Вот почему!

— Вы учили свою молодежь поклоняться этой ведьме Шиане? — спросила Великая Досточтимая Матрона.

— Зачем я должна учить молодых поклоняться Сестре? Шиане это не понравилось бы.

— Не понравилось… Ты хочешь сказать, что Шиана вернулась к жизни?

— Но разве мы знаем только живых?

Какой звонкий голос у этой ведьмы, как она бесстрашна! Они очень хорошо умеют владеть собой, но даже это не спасет их. Странно, однако, что культ Шианы так живуч. Этот культ надо искоренить, уничтожить. Уничтожить так же, как надо уничтожить и самих ведьм.

Великая Досточтимая Матрона сделала знак мизинцем правой руки. Помощница, держа в руке шприц, приблизилась к пленнице. Может быть, это новое средство развяжет проклятой ведьме язык. Это неизвестно, но попробовать тем не менее стоит.

Сабанда поморщилась, когда игла коснулась ее шеи. Через несколько секунд Преподобная Мать была мертва. Слуги вынесли тело, чтобы скормить его футарам. Не то чтобы из этих футаров можно было извлечь большую пользу. Они не размножаются в неволе, не выполняют обычных команд. Сидят, нахохлившись, и чего-то ждут.

— Где торговцы? — спрашивал иногда один из них. Иногда из их человекоподобных ртов вырывались и другие, столь же бесполезные слова. Но, однако, футары доставляли некоторое удовольствие. В неволе они оказались очень ранимыми. Так же, как и плененные ведьмы. Мы найдем, где они прячутся. Это лишь вопрос времени.

Майлс Тег получал огромное удовольствие от игр в садах, окружавших центральные здания. В первый раз Одраде принесла его свода, когда он едва научился ползать. Это было самым ранним его воспоминанием: ему два года, он уже знает, что он — гхола, хотя и не понимает значения этого слова.

— Ты особенный ребенок, — говорила ему Одраде. — Мы сделали тебя из клеток, взятых у очень старого человека.

Хотя Майлс опережал в развитии своих сверстников, слова Одраде не слишком взволновали его душу. В то время он предпочитал резвиться в высокой траве под деревьями.

Потом к этим первым воспоминаниям о саде прибавились и другие. Он начинал узнавать Одраде и иных, кто занимался его обучением. Майлс очень рано понял, что Одраде получает от прогулок по саду не меньшее удовольствие, чем он сам.

— Весна — мое самое любимое время года, — сказал он ей, когда ему шел четвертый год.

— Мое тоже, — серьезно ответила Одраде.

Когда Тегу исполнилось семь лет, во всем блеске проявились его уникальные способности и голографическая память — такова была плата Общины за его предыдущее воплощение. В этом возрасте Тег впервые посмотрел на сад как на место, которое задевает в его душе не ведомые до тех пор струны.

В тот период он впервые четко осознал, что в его душе хранится память, к которой у него нет доступа. Это встревожило его, и он обратился к Одраде, силуэт которой в тот момент четко вырисовывался на фоне летнего неба.

— Есть вещи, которые я не могу вспомнить!

— Наступит день, когда ты вспомнишь их, — сказала женщина.

Он не мог рассмотреть ее лица на фоне яркого света. Слова лились из какого-то темного места. У мальчика было такое впечатление, что эти слова принадлежат не только Одраде, но и ему самому.

В тот год он приступил к изучению жизни и деяний башара Майлса Тега, клетки которого начали новую жизнь в его теле. Одраде кое-что объяснила ему, показав свои ногти.

— Я слегка поцарапала его шею и соскребла немного клеток. Этого вполне хватило, чтобы возродить к жизни тебя.

В этом году в саду царило какое-то напряжение, плоды были больше и тяжелее, а пчелы совершенно сошли с ума.

— Все это происходит от того, что Пустыня год от года становится все больше и больше, продвигаясь к югу, — сказала Одраде. Взяв мальчика за руку, она вела его по росистой траве под цветущие яблони.

Тег обернулся и посмотрел на юг, зачарованный солнечным светом, который, дробясь, пробивался сквозь листву. Его учили, что такое Пустыня, и сейчас Тег чувствовал, как эта Пустыня давит на сад.

— Деревья чувствуют, что приближается их конец, — сказала Одраде. — Жизнь старается умножить себя, когда ей угрожает опасность.

— Воздух очень сух, — сказал он. — Да, это Пустыня.

— Посмотри, некоторые листья побурели и их кончики свернулись в трубочку. В этом году сады надо тщательно поливать.

Ему нравилось, что они никогда не разговаривают с ним снисходительно и свысока. Это были беседы двух равных собеседников. Он увидел свернувшиеся листья. Да, это Пустыня, снова подумал он.

Углубившись в сад, они некоторое время слушали пение птиц и жужжание насекомых. В сад залетали пчелы, обработавшие близлежащее клеверное поле. Поначалу они заинтересовались новым пришельцем, но Майлс был помечен феромонами, как и все, кто свободно перемещался по Капитулу. Пчелы, учуяв своего, равнодушно следовали дальше, к яблоневым цветам.

Яблони. Одраде указала рукой на запад. Персики. Мальчик снова посмотрел туда, куда указывала ее рука. Да, к востоку от них росли еще вишни, правда, довольно далеко, за пастбищем. А вон там вьется виноградная лоза.

Семена и саженцы были доставлены сюда на корабле-невидимке полторы тысячи лет назад и были с большой любовью и тщанием посажены здесь.