Вячеслав Шалыгин - Экзамен для гуманоидов

Никто из присутствующих в рубке, а собрались все оставшиеся члены экипажа, Игорю не ответил. Потери уже составляли десять человек, было над чем призадуматься. Все снятые с постов недоверчиво косились на Лену, на что она отвечала неизменно приветливой улыбкой.

Афанасьев прогуливался вдоль центрального пульта с абсолютно отрешенным видом и что-то бормотал себе под нос.

— Мы что, так и будем сидеть, дожидаясь, пока нас всех перебьют? — обращаясь к Афанасьеву, спросил Мишин севшим голосом.

Академик его не слышал или делал вид, что не слышал. Он подошел к Лене и, задумчиво глядя сквозь нее, что-то негромко произнес. Девушка в ответ кивнула и пошла к выходу. Афанасьев поискал глазами Алика и, когда их взгляды встретились, молча указал на дверь. Алик пружинисто поднялся и вышел вслед за Леной.

— Сейчас все решится, — пояснил академик, толком ничего этой фразой не поясняя, и вышел из рубки.

— Садись, милая, потолкуем, — пригласил белый диверсант Алю, указывая на небольшой ящик с нарисованным на боку значком радиационной опасности.

— О чем? — проглотив подступивший к горлу ком, спросила девушка.

— О превратностях судьбы, — верзила усмехнулся.

Даже сидя, он выглядел устрашающе. Он встал и медленно обошел вокруг сидящей пленницы, слегка задержавшись за спиной, чем вызвал новый приступ паники. Под два метра ростом, причем не какой-нибудь нескладный или сутулый, а гибкий и подвижный, несмотря на груду мышц. Оказавшись перед Алей снова, он наклонился к ее лицу и сурово посмотрел в глаза. Алевтина рассмотрела в холодных серо-голубых радужках чужака свое уменьшенное отражение. Сбившаяся прическа, перекошенное страхом лицо, расширенные карие глаза; ни тени привлекательности прежней Али… Как ни странно, картинка ее немного отрезвила и успокоила. Она непроизвольно поправила волосы и попыталась придать лицу более подобающее выражение. Рассмотреть, что из этого вышло, она не успела — диверсант отодвинулся и снова уселся на свой непонятный ящик с загадочной аппаратурой.

— Ты сама решила поиграть в разведчицу или тебе приказали? — спросил он почти дружелюбно.

— Какая разница? — с неубедительным вызовом ответила Аля.

Парень поморщился.

— Только не надо изображать из себя комсомолку в гестаповских застенках. Ответь на вопрос и все. От этого зависит, что мы с тобой сделаем через минуту: свернем шею или отпустим. Ясно?

Яснее быть не могло. Алевтина еще раз заглянула в рыбьи глаза лазутчика и поняла, что сворачивание шей для него является процедурой даже более привычной, чем чистка зубов. Она почти услышала, как хрустят, ломаясь, первый и второй позвонки и, падая, глухо стучит о пластиковый пол ее мертвое тело. «Нет, лучше дожить до шейного остеохондроза», — почему-то подумала Аля и прошептала:

— Сомов.

— Я не ослышался? Генерал Сомов? — переспросил все еще стоящий за ее спиной чернокожий без всякого акцента.

— Два — ноль, — несколько озадаченно пробормотал белый, почесывая нос. — Пристегни ее к чему-нибудь. Еще пригодится.

Негр козырнул и, легко подняв Алю за плечо, подтолкнул к массивной балке грузового крана. Щелкнули, застегиваясь вокруг балки, наручники. Коротко прошипел пневмоинъектор, и разведчица провалилась в тяжелый сон.

— Что скажешь? — спросил белый чернокожего, когда они остались одни.

— Хитрый лис, этот Сомов, что еще можно сказать?

— Очень содержательно! — язвительно заметил белый и вновь склонился над прибором.

— Грузи его, — сквозь вату полузабытья донесся до Павла сочный бас. — «Побудку» не программируй, надо будет — вручную поднимем.

В затылке пульсировала тупая боль, тяжелые веки приподнимались лишь на миллиметр, и сквозь эту символическую смотровую щель Паша видел неясные очертания трех серых фигур. Он чувствовал, что его укладывают на удобное ложе и прикрепляют к телу датчики. «Саркофаг». Лучшего карцера не придумаешь. Только к чему такие почести? Тех, кто дрался с лазутчиками в двигательном отсеке, просто убили, а его заботливо погружают в анабиоз. Или их только нокаутировали? Или его консервируют не диверсанты? Голос незнакомый… Паша попытался открыть глаза пошире. Нет, это все-таки они; костюмы, маски, гренадерское телосложение… Что-то надо сделать, чтобы не дать им включить камеру… Что? Павел шевельнул рукой. Боль пробежала по предплечью, плечу, шее и снова уткнулась в ноющий затылок. Нужна всего лишь щель. Щель между крышкой и пазом в корпусе, в который она должна войти. Тогда газ вскоре выйдет, через восемь-девять часов перестанут действовать инъекции, и можно будет вновь включаться в процесс борьбы за выживание. Трудноватая задача, но выполнимая для ветерана трех суперопераций и одной локальной войны. Пальчик. Мальчик с пальчик. Больше нечем. Мизинец левой руки. Пожалуй, да. Назад его, конечно, не приклеить, но валяться здесь бесчувственным манекеном хуже в сто сорок раз! Павел сосредоточился и сжал кулаки. Что это? В руке по-прежнему была зажата «батарейка» — миниатюрная газовая граната. Пилот собрал всю волю и резко, одной кистью выбросил гранату наружу. Зверская головная боль чуть не лишила его сознания, но главное — не позволила ему как следует задержать дыхание. Паша закашлялся и заморгал. Слезоточивый газ окутал диверсантов, но, казалось, не причинил им никакого вреда. Один из них громко высморкался и, подойдя к камере, удивленно уставился на Павла.

— Очухался, герой? — он коротко прокашлялся. — Не угомонишься никак?

Вот, черти! И газ их не берет. Вторую гранату Павел выронил где-то по пути. Значит — пальчик.

— Закрой его, — потребовал другой. — На крышку нажми.

— Спи спокойно, дорогой товарищ, — пожелал Павлу первый и ударил по медленно опускающейся крышке рукой.

Боль в затылке была гораздо сильнее, чем в раздавленном пальце. Павел глубоко вдохнул и мысленно поблагодарил медпрограмму за принесшую облегчение усыпляющую инъекцию.

— Хорошо, я сдаюсь, — так, чтобы слышала одна Лена, произнес Афанасьев. — Идем ко мне, поговорим.

Лена молча повернулась и пошла к выходу. Следом двинулся Алик и чуть позже — академик. Добравшись до каюты, Афанасьев устало рухнул на койку и, небрежно махнув рукой в сторону кресла, предложил своей М:

— Садись, если хочешь…

— Твой телохранитель…

— Не сможет услышать из коридора ни единого слова, не волнуйся, — не дал закончить фразу академик.

— Оставаясь в одиночестве, подвергается опасности, — не обращая внимания на реплику Афанасьева, закончила Лена.

— Я думал, что мы видим врага на мониторах…

— На звездолете пока нет никакого врага, он только идет. Вернее, ждет, когда к нему придете вы.

— Я же сказал, что сдаюсь! Прекрати свои словесные забавы! Если те гориллы, что отбивают почки моим пилотам, не враги, то кто же они?