Вячеслав Шалыгин - Экзамен для гуманоидов

Адмирал усмехнулся каким-то своим мыслям и добавил:

— Если к тому времени будет с кем разговаривать.

— Товарищ генерал? — майор Коваленко вошел почти неслышно, что всегда отличало бойцов Шахрина от твердо шагающих представителей армии.

— Входи, входи, — Шахрин махнул рукой, — присаживайся…

— Здравствуйте, Алекс, — Коваленко вежливо кивнул.

Я протянул ему руку, одновременно разглядывая. Нет, мы раньше не встречались, видимо, он так же, как и многие другие представители спецслужб, знает меня по спискам наиболее важных легальных агентов Галактики. Волевой подбородок, широкие плечи, прямой нос, над бровью небольшой шрам, глубокие залысины, лет тридцать пять — тридцать семь. В целом впечатление благоприятное.

— Вот, Иван Сергеевич, — Шахрин не стал терять времени на преамбулы, — включайся в работу под знаменами Галактики. Будешь помогать товарищу Алексу в его поисках истины.

Коваленко понимающе усмехнулся, но иронии в усмешке было ровно столько, чтобы показать генералу, что он оценил юмор, и не обидеть меня. Хорош, ничего не скажешь. Но актерские данные в предстоящем деле не главное. Время вышло, и дожидаться Макса я больше не мог. Прошедший сель добавил опасений за жизнь Анны, и я начал нервничать.

— Мне нужно в горы, — сказал я Шахрину и, отставив в сторону чашку, легко постучал пальцем по лежащей перед генералом карте местности, — примерно вот сюда…

— Постой, а доклад ты выслушать не хочешь? О снайпере? — генерал удивленно выгнул бровь.

— По дороге, если можно. Ведь Иван Сергеевич пойдет со мной?

Шахрин пожал плечами и посмотрел на Коваленко.

— Что там у тебя? Серьезно?

— Можно и по дороге…

Коваленко никого и ничего на крыше аэропорта не обнаружил, это я понял по глазам, когда он только вошел. Ну и бог с ними, со стрелками, разберемся позже, сейчас главное — найти Анну. Не представляю себе, что творится в «сухой» зоне, но чувствую… Я всегда больше чувствую, чем вывожу в результате размышлений. Там, именно там находится разгадка происходящего. И Анна. Все-таки я не могу думать о ней как о рядовом члене группы. Для меня она значит гораздо больше, пусть это слабость, старость, сентиментальность… Что угодно, но скрывать от себя такие ощущения невозможно. Да и глупо, в общем. Если не признаваться в чем-то даже себе, то это «что-то» вовсе не исчезнет. Даже наоборот, к бессмысленному самообману присоединится ощущение собственной ущербности. Будешь думать: как же так, что это — какая-то непреодолимая сила скрыта в этом банальном чувстве, если заставляет лгать самому себе, или я настолько слаб? Анна…

— Следует ли взять с собой какое-нибудь специальное снаряжение? — завернул осторожно-литературную фразу майор.

Я покосился на генерала. Тот в ответ слегка поморщился.

— Ничего особенного, Иван Сергеевич.

— Дай ему свой «семнадцатый», — предложил я.

— Это стандартное оружие, — Шахрин улыбнулся. — Майор у нас прямо Орлов номер два — имеет в арсенале аж три «машинки» и стреляет из них в разные стороны без промаха…

— Что, сразу из трех? — не удержался я.

Шахрин не обиделся, он рассмеялся и, похлопав меня по плечу пожелал:

— Удачи…

Макс так и не прилетел. Я не стал связываться с «Призраком» и выяснять, куда запропастился мой верный оруженосец, а затребовал у генерала вертолет. Шахрин в ответ на просьбу слегка округлил глаза, но согласился, посчитав, наверное, что я исхожу из соображений конспирации. Через полчаса мы уже тряслись в обшарпанном «МИ-8», созерцая через щель между хлябающими створками нижнего люка полузатопленные предгорья. Коваленко молчал, уставившись в одну точку, а я пытался рассмотреть хоть что-то новое или необычное в сером унынии исколотой дождем поверхности воды.

—..!

Что прокричал выглянувший из кабины пилот, так и осталось загадкой, но, проследив за его жестом, я через боковой иллюминатор увидел очертания какого-то крупного летательного аппарата. Низкие облака не позволяли точно определить его размеры и форму, но интуиция подсказывала, что это не самолет или вертолет, а нечто иное.

Я толкнул майора в бок и указал на объект. Коваленко кивнул и припал к иллюминатору. После нескольких секунд напряженного всматривания мы переглянулись и почти одновременно произнесли одними губами: «Тип 2». Так официально назывался десантный транспорт Мобильного Флота. Вывод из увиденного напрашивался сам собой, и мне он не нравился. Обращаясь к пилоту, я энергично замахал руками и указал вниз: «Снижайся!». Пилот сделал знак, что понял, и исчез в кабине.

Коваленко пристально посмотрел на меня и как бы непроизвольно прикоснулся к кобуре. Нет, он действительно неплохой актер, так много сказать одним только намеком на жест! Я нахмурился и отрицательно покачал головой. «Веришь ты или нет, но я на самом деле не в курсе, почему здесь летают клайрские корабли». Не тарахти наш летающий трамвай так сильно, я бы привел достаточно аргументов в пользу подобного утверждения, но, поскольку слышимость в жутком грохоте была нулевой, я ограничился мимикой.

Все сомнения майора развеял предупредительный, как мне хотелось надеяться, выстрел сопровождающего транспорт атмосферного истребителя. Он внезапно вынырнул из туч прямо по курсу и полоснул из импульсной пушки на пару сантиметров выше задумчиво режущих воздух лопастей нашего геликоптера. Пилот так резко пошел на снижение, что я заволновался, не падаем ли мы? Коваленко, умудрившись сохранить равновесие, шагнул к двери и, навалившись на рычаг, открыл ее. Я выглянул наружу, до земли оставалось метров сто пятьдесят. «Надеюсь, мы достаточно живо отреагировали на предупреждение?» — подумал я, но почти одновременно с этой мыслью сверкнул второй залп, и в сыром воздухе запахло дымом. Вертолет затрясло, как в лихорадке. Я судорожно вцепился в край двери, чувствуя, что сползаю за борт. Спасибо майору, из машины я не выпал. Он вовремя ухватил меня за ворот куртки и рывком втащил обратно в салон. Больно ударившись спиной о край жесткой лавки, я непроизвольно охнул и громко закашлялся. Внутри вертолета клубился едкий дым. Я встал, вернее, сел, перед выбором: задохнуться или рискнуть подползти к двери снова. Майор успешно дышал, высунув голову за пределы салона. Сам он при этом распластался на полу перед дверью. Набравшись отступившей было смелости, я подобрался к нему поближе и тоже свесил голову за борт. Я вспомнил о лежащем в кармане компактном противогазе, но отцепить руки от поручней, чтобы надеть маску, был просто не в состоянии. Обойдусь, следуя примеру Коваленко, за бортом и так неплохо дышится. До земли оставалось всего ничего, метров двадцать. Снижение проходило почти нормально, если не учитывать дым и крупную дрожь всего корпуса винтокрылой машины. Я снова начал смотреть в будущее с изрядной долей оптимизма и очень удивился, когда третий, финальный залп, сверкнув, оборвал рев захлебывающихся двигателей. Время вдруг потекло страшно медленно. Лопасти, все еще вращаясь, лениво чертили над нами круги из разбитых в брызги дождевых капель, а колышущаяся на склоне горы мокрая трава испуганно пригибалась под вызванным этим испорченным вентилятором ветром, вытягивая в стороны головки увядающих осенних цветов.