Замуж с осложнениями

И тут всё взрывается, я падаю, но провалиться сквозь пол не могу, потому что меня нет в списках. Зажимаю глаза и уши. Ничего не происходит.

Осторожно открываю один глаз: надо мной на коленях стоит Алтонгирел с каменным ножом. Замахивается. Я снова зажмуриваюсь, но удара не следует.

Постепенно просыпается сознание. Ради эксперимента открываю глаза ещё раз: весь пол усыпан трупами детей, у дальней стены стоит Сашка с пулемётом и безумной улыбкой.

Так. За ужином меня колбасило. Потом я сколько-то спала, а теперь у меня глюки. Похоже на какой-то психодизлептик. Эйфория — отключка — делирий. Галлюцинации визуальные и слуховые. Галлюциноген мог быть в чае, потому он и был такой мерзкий. Повезло, что я сейчас действительно нормально соображаю, хоть и не могу полагаться на то, что вижу. Мне нужно промыть желудок и хорошо бы антидот вколоть, но не факт, что он есть в мешке, да и я не рискну в таком состоянии браться за шприц. Сорбент бы нащупать...

Несмотря на зажатые уши, вздрагиваю от чудовищного воя, непроизвольно оборачиваюсь — зря, зато теперь знаю, как выглядит бэнши. Плохо только, что она так похожа на маму. Отворачиваюсь.

Так, пока у меня просветление, мне нужно, чтобы мне помогли найти лекарства. Я не знаю, сколько я приняла этой дряни, поэтому не знаю, когда кончатся глюки. Возможно, через несколько часов. А поскольку я была в отвратном настроении, когда принимала, то глюки у меня будут исключительно кошмарные. К тому же, я могу сама себе навредить случайно. Статистика самоубийств под психодизлептиками... так, не будем о грустном, вот уже и стены порастают ядовитыми грибами, а глюки запросто могут мне дать соматическую симптоматику... мне нужно срочно кого-то найти.

Я лежу на полу перед своей каютой. По идее, за спиной у меня кухня, а спереди гостиная. Из гостиной я знаю, как найти каюту Азамата. Где все остальные, я без понятия. Ладно, объясняться буду после детоксикации, а пока что аккуратно встали и пошли.

Приходится придерживаться за стену и буквально ползти по ней, потому что сейчас я запросто могу развернуться и пойти в другую сторону, и не заметить, да и вообще не очень понимаю — вот это уже пол или ещё воздух? На стене растёт всякая склизкая дрянь, но меня этим не проберёшь, я знаю, что это глюки. Ну вот, допросилась, теперь из стены торчат лица. Кусаются, гады! Но глюкам главное не верить, а то как бы на осязание не перекинулись.

Навстречу попадается Тирбиш, из носа у него висит змея. Протягиваю руку, щупаю его: нет, глюк. Идём дальше. Одна из кают открыта, освещена. Там сидят Дюпониха с Квиггли и обсуждают безопасность. Куски обгорелой плоти болтаются при движениях. Чего теперь-то обсуждать, думаю.

Эй, нет. Не хватало только ясность мысли утратить.

Доплетаюсь до гостиной. Во рту пересохло безбожно. На диване лежит Алтонгирел со вспоротым животом, рядом сидит Эцаган и накручивает его кишки на бигуди. Знаю, что глюк, даже проверять не буду.

На ощупь считаю двери — конечно, как только понадобилось отсчитать, я их сразу стала видеть тыщами, ну или совсем ни одной. Ну да ничего, руки вы мне не заморочите. Тем более, что у капитана дверь не запирается. А вот и она.

Захожу, зачем-то задвигая дверь за собой. Вижу Азамата, он вроде как спит, одеяло сбилось, подушку только что не надел на голову. Лица не вижу, но это и к лучшему в нынешнем состоянии. Так, теперь надо проверить, что он не глюк. Подхожу, трогаю его за плечо. Вроде и правда человек лежит. Смещаю руку пониже, на рёбра. Ага, дышит. Залезаю на кровать, начинаю его расталкивать.

— Азамат! Помоги! У меня галлюцинации! Мне нужно найти лекарство.

Бормочет что-то невнятно, не просыпается. А может, это я не вижу и не слышу. Внезапно кладёт руку мне под мышку, пригибает к кровати, я падаю. Прижимает к себе, накрывает одеялом.

— Всё хорошо, — говорит почему-то по-муданжски. — Всё хорошо, тебе просто приснилось. Я с тобой. Спи.

Больше ничего не помню.

Просыпаюсь оттого, что жарко. Рядом, не иначе, печка. Нет, оно дышит. Вот вдох пошёл, долгий, глубокий. Слышу, как расправляются лёгкие. Господи, кто же это такой огромный? Может, мне снится, что я маленькая у мамы под боком сплю? Ладно, кто бы ни был этот большой зверь, я знаю, что он добрый. Он потерпит, если я ещё поваляюсь. Только уж очень греет. Оказывается, я отвыкла спать не одна.

Укладываюсь поудобнее, утыкаюсь лицом в тёплый бок. Или это не бок... поди разбери. Нет, это, наверное, грудная клетка, потому что сердце слышно. Ого, как стучит. Частовато для такого большого существа. Может, большой зверь сердится, что я не даю ему встать? Ладно, чувствую, пора просыпаться.

Зеваю, потягиваюсь, продираю глаза. Странно, обычно я помню, где засыпала, даже спьяну. А спьяну, похоже и было, судя по сушняку. И голова немного кружится. Атас.

Слева от меня кто-то лежит. Медленно поворачиваю голову вверх, чтобы посмотреть, кто. С того конца на меня квадратными глазами взирает Азамат. А что, собственно... о-о-о-ой, да, вспомина-а-а-аю!

Вовремя соображаю, что подскакивать и шарахаться не стоит – голова закружится, а может и стошнить. Он не оценит.

— Привет, — говорю. Язык нифига не слушается. — Я тебе не очень помешала?

Молча мотает головой, волосы на лицо падают. Он с распущенными спит? И не путаются?

— У тебя чего-нибудь попить нету?

Всё так же молча берёт с тумбочки позади себя бутылочку минералки. Господи, Азамат, кто скажет, что ты не прекрасен, — рыло начищу!

Пью, сколько могу за один присест. Потом дышу. Голова кружится.

— Можно узнать, как вы тут оказались? — спрашивает он слегка не своим голосом. Или это у меня всё ещё глюки?

— А ты не помнишь? — говорю. Кажется, он бледнеет.

— Боюсь, что нет.

— Я отравилась галлюциногенами, — говорю. — Пришла попросить тебя помочь мне найти лекарство, потому что сама видела всякий бред, не смогла бы прочитать этикетку.

— И... почему вы меня не разбудили?

— Мне казалось, что разбудила.

— А я что-то сказал?

— Да. Что всё будет хорошо, и что мне всё приснилось. А потом я отрубилась. Ты правда не помнишь?

— Нет.

Садится, трёт лицо руками. Пижама на нём тёмно-зелёная в обтяжку, рукава длинные, вырез к шее вплотную. Как в этом спать можно — не знаю. Зато какая талия... Под курткой-то не видно. Буду для мамы фотографировать, надо будет с него куртку ободрать. Так, хватит о чуши думать. Мне всё ещё нужно лечиться, все-таки и рецидив возможен.

— Знаете, это могло случиться, — говорит.

— Что? — не понимаю я.

— Что я говорил во сне. У меня младший брат в детстве страдал кошмарами, приходил ко мне в комнату чуть не каждую ночь. Я привык его успокаивать, не просыпаясь. Видимо, привычка сработала.