Аллан Коул - Армагеддон. Книга 1

На этот раз Инфелиго помрачнел и даже как-то скис.

– Ну-ну-ну, – послышался в зале третий голос, приятный бархатистый баритон. – Что я вижу? Мамри и Инфелиго, старые приятели, добрые соседи, – и вдруг бранятся, как торговки на базаре! Что случилось, что подвигло вас на такое, друзья мои?

Человек, оказавшийся в зале третьим, был настоящим великаном – почти семи футов ростом, широкоплечий и с царственной осанкой. Одет он был по какой-то давней моде: бархатный чёрный жакет без рукавов с белоснежным широким воротником венецианского кружева. На поясе великана, украшенном множеством синих, переливающихся в свете огня камешков, висела тонкая шпага с позолоченным эфесом, инкрустированным сапфирами и крупным бриллиантом. Чёрные бархатные брюки были заправлены в ботфорты из тончайшей кожи. Более всего этот человек походил на актёра столичной сцены, играющего благородного маркиза времён Возрождения.

И Мамри, и Инфелиго поклонились ему с глубоким почтением.

– Мы тут так… обсуждаем всякие соседские мелочи, почтенный Симионт.

– Так-так, – ухмыльнулся великан. – Ну, тогда ладно. Но если что – мои легионы, как всегда, наготове. Так что, если кому-то понадобится помощь в решении мелких соседских неурядиц…

Симионт не стал утруждать себя произнесением всего предложения до конца. Выдержав положенную драматическую паузу, он величаво кивнул и направился к столу в центре зала. Мамри и Инфелиго проводили его взглядами, полными неприкрытой зависти.

– Видишь, Инфелиго? – прошептал Мамри. – Этот, с позволения сказать, почтенный Симионт организовал такую милую, такую очаровательную тиранию в китайских колониях Пограничной Зоны. Ах, как это мило – кровавая, безжалостная тирания. И разумеется, он теперь может делать большие донации в сокровищницу Совета. Ну и что? Зато ты на него самого посмотри! Сама вульгарность, один костюм чего стоит! Нет, его поведение становится невыносимым. Мы должны что-то предпринять. Причём немедленно.

– Угу, – буркнул Инфелиго, немедленно позабыв о склоке с Мамри. – Именно так – невыносимо! И делать нужно что-то, чем быстрее, тем лучше.

– Вот-вот, я всегда говорил, что блестящие мысли одновременно рождаются в светлых головах. – Мамри расплылся в слащавой улыбке. – Дорогой сосед, не кажется ли вам, что мы должны обсудить эту тему более детально?

Взяв Инфелиго под локоток, он отвёл его в дальний угол зала, где оба тотчас же зашептались.

Симионта это, казалось, ничуть не беспокоило. Усевшись в кресло, он положил ногу на ногу и скрестил на груди руки. Выглядел он как человек, у которого невпроворот важных дел и при этом вынужденный участвовать в мероприятиях далеко не первой значимости.

Вскоре к нему присоединились Мамри и Инфелиго. Таким образом, уже три из семи кресел с резными спинками оказались заняты. Через несколько мгновений в зале появились те, для кого предназначались оставшиеся четыре места. Никто из вновь прибывших не воспользовался потайной дверью или люком в полу. Нет, все они просто шагнули к столу из темноты, материализовавшись в дальних углах зала.

Все четверо были далеко не молоды. Впрочем, и от старости их отделяло ещё немало лет. Одеты они были в совершенно невероятные наряды: меха и кожа смешивались с современными синтетическими материалами. На среднем пальце правой руки у каждого был надет платиновый перстень с чёрным полированным камнем, который украшала уже известная эмблема – пересекающиеся молнии белого цвета.

– Ауэркан! Пилиардок! Сирр! И – Аполлион!..

Приветственные улыбки были широки и радушны, пожелания здравствования звучали тепло и искренне, вежливые поклоны исполнялись по всей форме…

Но в глазах кипела ревнивая зависть.

Выглядевший старше остальных Аполлион казался и наиболее спокойным.

Симионт встал из кресла, чтобы поприветствовать вошедших в зал. Ещё минуту назад, наедине с Мамри и Инфелиго, он вёл себя уверенно и даже вызывающе, но сейчас, шагнув навстречу Аполлиону, поклонился ему с огромным уважением. О том, чтобы сесть в его присутствии без приглашения, и речи быть не могло.

Сам же Аполлион выглядел абсолютно непримечательно. Одет он был в обыкновенную кожаную куртку и синие потёртые джинсы. Старомодные очки (кстати, единственные на всю компанию) слегка поблескивали красным в неверном свете. В общем, больше всего Аполлион походил на старого доброго университетского преподавателя. Высокий лоб, переходящий в огромный, абсолютно лысый купол черепа, только усиливал это впечатление. Аполлион сел за стол, кивнул остальным, приглашая их занять свои места, и выудил из кармана замшевую тряпочку.

Сняв с переносицы очки, он начал их протирать, действуя с величайшей осторожностью.

Остальные члены собрания придвинули кресла поближе к столу, стремясь ненавязчиво привлечь внимание председателя.

За спиной Аполлиона проступила горящая на фоне тёмного бархата эмблема – сложный рисунок, изображающий сцепившихся в жестокой схватке чёрного орла и красную змею. Сам Аполлион оказывался в центре этого выразительного круговорота, который добавил бы величественности и устрашающей внушительности даже школьному учителю.

По эмблеме пробегали быстрые тени, неверное пламя каждую секунду по-новому освещало её. Фигуры сражающихся были, судя по всему, частично вырезаны на камне стены, а частично вытканы на драпировке, её прикрывающей. Всё вместе давало эффект объёмной картины, почти живого изображения. Орлиные глаза мерцали тёмно-красным пламенем. Глаза змеи были прозрачны, в их глубине устрашающе зияла бездонная темнота ночи.

– Господа! – обратился Аполлион к остальным, положив руку на украшенный затейливой резьбой край круглого стола. – Все вы, безусловно, уже в курсе неприятных новостей. Дабы избежать непонимания, я уточню: речь идёт о происшествии, имевшем место на границе секторов господина Ауэркана и господина Пилиардока.

Симионт, пошевелив широченными плечами, набрался храбрости и перебил говорящего, чем немало удивил остальных присутствующих.

– Прошу прощения за бесцеремонное прерывание вашей речи, досточтимый Аполлион, – сказал он. – Но позвольте поинтересоваться: за кого вы нас держите? Может быть, вы полагаете, что мы все поголовно слепы? Или вдруг все в один день оглохли? Нельзя ли ясно и открыто сообщить, что от нас требуется?

Несмотря на столь явный вызов, Аполлион по-прежнему казался расслабленным и спокойным.

– Благороднейший Симионт, – отозвался он. – Те весомые донации, что поступают в Совет Семи от вас, никак не могут отменить следование этикету и нормам вежливости.

Сказано это было очень холодно и явно рассчитано на то, чтобы припугнуть адресата.