Алексей Бессонов - Змеи Эскулапа

– Займись Ингром! – коротко, безапелляционно приказала Касси и, мигнув своему приятелю, бросилась бежать по пляжу.

Андрей вытащил пилота из-за руля, свалил его, как куль, в безопасной зоне за капотом автомобиля и хлопнул себя рукой по бедру.

Кибердока не было.

Не веря своим глазам, Андрей глядел на карман, разорванный пулей еще там, на окровавленном хуторе, и нелепо вспоминал, где же он мог потерять свою хитрую машинку.

Ингр захрипел, раскрыл глаза. Одного взгляда на него Огоновскому было достаточно, чтобы понять – без кибера все его хирургическое искусство совершенно бессильно. Если бы он имел хотя бы обычный полевой медкомплект! Одна пуля ударила в подвздошную область, вторая прошила правое легкое – можно было бы прямо здесь, «на коленке», вскрыть грудину, ввести особый состав, на время меняющий состав крови, и зашить сосуды и легочную ткань, чтобы хоть как-то локализовать внутреннее кровотечение – но ничего, кроме обычной пилотской аптечки, у Андрея не было. Машинально, почти не думая о том, что он делает, Огоновский вскрыл плоскую черную коробочку, два раза приложил к руке Ингра крохотный блестящий пистолет-инъектор и отстраненно, в сторону, произнес:

– Больно теперь не будет.

В горле у Ингра заклокотало. Он дернул головой, на миг закрыл глаза, потом сказал – ровно и спокойно, будто за обедом:

– Смешно умирать рано утром.

– Тебе не больно? – спросил Андрей, хотя ответ он знал заранее.

– Нет, мне не больно.

– Скоро начнутся галлюцинации. Тебе будет очень хорошо.

– Это вы здорово придумали… что там происходит?

Андрей высунулся из-за пыльной морды вездехода.

– Касси с этим… типом кого-то еще подстрелили, теперь лезут на корабль.

– Это корабль радарной разведки. Очень старый, но на нем есть самолет. Правда, далеко на нем не улетишь, но все-таки… слушай, Андрей, я все время хотел сказать тебе одну вещь…

– Какую?

– Я рад, что познакомился с тобой. Глупо, а? Потому что прав на самом деле Халеф. Все, что он говорил – это чистая правда. Вы действительно не такие, как мы, и мне хотелось бы посмотреть, как оно у вас там. А тебе не нужно бороться со своим дьяволом. В тебе его нет…

Из его рта потекла тонкая струйка крови.

– Знаешь, мне говорили, что когда человек умирает, ему холодно. А мне почему-то хорошо… солнце какое большое, правда?

– Правда…

– Слушай, а почему так пахнет сладким? Как будто варенье мама варит.

Тонкие смуглые пальцы Ингра вдруг впились в запястье Андрея, и уже проваливаясь в пропасть «ласковой смерти», в которую человек уходит, испытывая сильнейшее наркотическое наслаждение, он отчетливо произнес:

– Оставьте меня здесь.

– Дьявол живет в каждом, – тихо ответил ему Андрей.

Пальцы Ингра еще раз сжались, потом ладонь умирающего соскользнула на песок.

Андрей поднялся на ноги. Рядом с машиной, сжимая в руках закопченный автомат, сидел на корточках Халеф.

– Он умер? – спросил он.

– Несколько минут. Но он уже не услышит тебя. Сейчас ему хорошо, как никогда в жизни…

– Откуда ты знаешь, как ему было хорошо?

Андрей пожал плечами. На корабле что-то происходило. Из его железных недр раздавались какие-то глухие стуки, потом судно вздрогнуло, под кормой забурлила вода, и на палубу выбралась Касси.

Спрыгнув с пирса, она молча подошла к машине, опустилась перед Ингром на колени. Андрей отвернулся. Ему невыносимо хотелось закурить или хотя бы выпить чего-нибудь. В одном из мешков была арра. Он обошел корму «Пса», развязал брезентовые тесемки и вытащил довольно большую, около литра, бутылку.

– Мы отплываем, – услышал он голос Касси. – Берите его.

– Он просил оставить его здесь, – резко произнес Андрей. – Не трогай его!

По словам капитана Кайна – так назвался загадочный незнакомец с бородой – бандиты, пришедшие вчера вечером, захватили всю команду и ждали своих приятелей, которые собирались удрать на его судне в Хабуран. Сам он, конечно, не имел об этом ни малейшего понятия: уже неделю его экипаж жил на берегу в ожидании некоего таинственного приказа; очевидно, именно этот приказ и отдала ему Касси.

Посудина называлась «Зоркий». Как сказал Кайн, ее построили двадцать лет назад и за все это время ни разу не ремонтировали – но когда разговор зашел о Виланском архипелаге, капитан угрюмо кивнул головой: дойдем, не переживайте… Стоя на корме, под крылом зачехленного самолета, Андрей смотрел, как тает на горизонте полоска галечного пляжа с мертвым Ингром. Он знал, что такое война, более того, за последнее время у Огоновского выработалось нечто вроде профессионального цинизма военного врача – но сейчас, глядя на удаляющийся берег, он испытывал острую боль: боль, порожденную бессилием. Бессилие всегда было его кошмаром.

– Через три дня мы будем на месте, – произнес за его спиной Халеф.

Андрей резко обернулся. Щурясь от яркого солнца, юноша бесстрастно глядел назад, словно отсекая своим взглядом все то, что осталось там, на берегу.

– Я обязан ему жизнью, – вдруг сказал он. – И не смог отдать свой долг.

– Так бывает, – кивнул Андрей. – Увы.

– Там, где я родился, не принято говорить о долгах между людьми. Мы слишком много думаем о долге перед теми, кто привел нас в этот мир. Наверное, это не так уж и важно.

– Теперь – уже нет. Да и никогда, наверное. На самом деле, по принятым в галактике законам, поступок Отцов заслуживает наказания. И вы не должны нести перед ними никакой ответственности. Тем более, это было так давно…

– Ты прав, – задумчиво отозвался Халеф. – Глупо только, что вся история моей планеты оказалась изуродована ими.

– Не так, – поморщился Огоновский. – Если бы не они, и истории-то этой не было бы. Более того, вся история человечества пошла бы по другому пути. Сейчас, через тысячи лет, уже совершенно нельзя сказать, что тут хорошо, а что плохо. Любопытно, в общем-то, то, что религия, в нашем, традиционном ее понимании, у вас так и не возникла. Вера требует подвига, а здесь, на Трайтелларе идеи противопоставления – веры и неверия в контексте добра и зла, – абсурдны. Ваша вера не нуждается в подтверждении, вы знаете, что так оно и было, что Отцы спустились с небес и привели с собой вас. Вы знаете, что они завещали вам верность – но, заметь, не веру. Самопостижение, милосердие – как основные постулаты веры – так же чужды вам, как мне, к примеру, идея служения представителям какой-либо иной расы. Мы, собственно, и воююем-то для того, чтобы не служить.

– Не служить? Я плохо тебя понял. Враг принуждает вас к служению?

– Этот враг стар. Стар настолько, что, несмотря на нашу с ним схожесть, мы, тем не менее, выглядим, скорее, полными антиподами. Это парадоксально, но, увы, факт. Войны возникают по разным причинам. Последняя большая война, которая закончилась больше пятисот лет назад, велась исключительно за территории и ресурсы – то есть, скажем прямо, на уничтожение. И мы их уничтожили. Остатки леггах рассеяны по галактике, и восстановить численность им уже никогда не удастся. А в этой войне речь идет о подтверждении превосходства старых над молодыми. Они проиграли войну в первый же день, но им этого не понять. Поэтому, я думаю, драться нам придется долго.