Алексей Бессонов - Маска власти

– А я не такой уж и крупный? – спросил я, хватая левой рукой ее запястья. – Женщина, не играй со мной, – я ехидно щелкнул ее по носу.

Она закусила губу, пытаясь вырвать руки из капкана моих пальцев. Руки у нее были сильные, но мои пальцы все ж таки сильнее. Вдруг Ольга прекратила борьбу, вытянулась на розовом шелке, закрыла глаза. Полные губы приоткрылись, снежно блеснули ровные крупные зубы… она со свистом втянула воздух и согнула ноги в коленях.

– Пожалей меня, – еле слышно произнесла она, – я вся мокрая, как девчонка… Ты заводишь меня одним прикосновением.

Я отпустил ее руки и лег рядом с ней. Моя ладонь медленно двигалась по ее плоскому гладкому животу. Она откинула набок мои локоны и слегка прикусила мне левое ухо. Я осторожно высвободился из ее зубов и уткнулся лицом в ее плечо. Ольга забросила на меня правую ногу, властно притянула ею к себе…

– А ты сладкоежка, – улыбнулся я, когда мы наконец разомкнули сложную петлю объятий.

– Ага, – она легла на живот, сложила руки под подбородком и счастливо улыбнулась: – Но, понимаешь, далеко не всегда я получаю такое наслаждение…

– Ладно, – я провел рукой по ее восхитительно упругому заду, – может, сходим позавтракаем?

– Если ты будешь продолжать делать то, что ты делаешь сейчас, – полуприкрыв глаза, ответила она, – то завтракать мы не пойдем никогда.

Я быстренько убрал руку. Ольга открыла глаза и насмешливо взглянула на меня.

– Вот так, да?

– Так точно. Идем… И, кстати, не найдется ли у тебя какой-либо одежды для меня? Мои цивильные шмотки… ну, в общем, они остались в другом месте.

– Гм… – Она пружинисто соскользнула на пол и окинула меня оценивающим взглядом. – Прости, милый, но, по-моему, все мужчины в этом доме гораздо крупнее тебя. Я, конечно, найду что-нибудь, но…

– Не надо, – проворчал я, – черт с ним.

– Можешь пока ходить в халате.

– Не нужно мне халата. – Я покинул огромное ложе и сладко потянулся. – Я найду, что мне надеть. Э-э-э, слушай, у тебя одна ванная в этом крыле?

– Иди-иди, – подтолкнула она меня. – Я потом. Я пока распоряжусь насчет завтрака.

Я пожал плечами и шагнул в услужливо распахнувшуюся дверь. Быстро смыв с себя пот, я с минуту понежился под теплыми ароматными струями, затем обсушился и тщательно уложил свою волнистую гриву. Следовало бы побриться, но бритвы у меня не было – все осталось на вилле. Закончив прихорашиваться, я вернулся в спальню. Ольга, сидевшая перед зеркалом, вскочила и быстро проскользнула в ванную, не сказав мне ни слова. Я тем временем распахнул свой кофр и достал оттуда чистое белье и легкий черный комбинезон. Натянув его, я извлек полагавшиеся к нему мягкие туфли на упругой подошве, затем перетянул талию отмытым от крови поясом с кобурой, в которой мирно покоился перезаряженный «тайлер», и, вспомнив, что портупея моя осталась на простреленной ноге Касьяна, вытащил миниатюрный блок боевой связи. Активировав его на волне «Газели», я отправил его в нарукавный карман, после чего рассовал по другим карманам то, что было в кителе: служебное удостоверение, бумажник с кредитками и всякие мелочи вроде расчески и электронной памяти. Рыцарский крест я, поколебавшись, все же прицепил к левому нагрудному карману. Его полагалось носить на любой форме, кроме боевого обмундирования.

Приладив пилотку таким образом, чтобы имперский двуглавый орел нависал прямо над переносицей, я подошел к зеркалу. Точно подобранный комбез сидел на мне, как перчатка, без единой лишней морщинки. А вот угробленного повседневного мундира было безмерно жаль – он шился на заказ, по мерке и из генеральского материала.

За моей спиной тихонько прошуршала дверь ванной комнаты. Я обернулся.

– Ой! – шутливо испугалсь Ольга. – Это ничего, что я стою перед вами в таком виде, мастер офицер?

– Ничего, – рассмеялся я. – А что это ты вдруг смутилась?

– Знаешь, – она присела на край кровати и принялась натягивать чулки, – у тебя даже лицо как-то сразу строже стало. А форма тебе идет… просто невероятно идет. Мне сейчас хочется быть послушной маленькой девочкой… рядом с таким подтянутым и строгим флаг-майором.

Она надела длинную светлую юбку, накинула на плечи легкую голубую рубашку и поднялась.

– Пошли. Завтрак ждет.

Ольга протянула мне руку, и мы покинули спальню. Она унаследовала неплохое поместье: огромный старый дом хотя и не перестраивался с момента рождения, но свидетельствовал об отменном вкусе и тугой мошне своего создателя. Интерьер выглядел несколько старомодно, но зато в полной мере обладал той самой подлинной колониальной аристократичностью, изящной послевоенной роскошью, какую вряд ли встретишь в Метрополии. Да, когда-то такие дома строили себе гордые победители, вышедшие из кромешного ада войны и ринувшиеся осваивать новые миры. У них было много энергии и мало страха. Они, прошедшие через ураганы эскадронных сражений и планетарных десантов, ни секунды не сомневались в своем праве жить так, как хочется. Им тогда казалось, что у их Империи, той самой Империи, которую они отвоевали для себя и своих сыновей, впереди лишь слава и мощь. Новая слава и новая мощь, а иначе за что ж они умирали в неистовом пламени общегалактического побоища? Но мечтам их не суждено было обрести плоть и кровь реальности. Невзрачные серые людишки, в жизни своей никогда не державшие в руках оружия, превратили гордую Империю в заповедник абсурда. В мир, в котором почему-то неприлично говорить о чести и долге. В мир, в котором ничто не имеет смысла, зато все имеет вполне конкретную цену – любовь и ненависть, верность и предательство, правда и ложь.

А дом этот помнил и другие времена… Времена, когда живы были привилегии воина, когда никто не ржал в обожженное лицо увешанного орденами солдата, когда власть добывалась умом и волей, а не ложью и чужими деньгами. Но я, увы, родился в иное время. Я раб этого времени, я раб мира, в котором нет ни добра, ни зла, а есть лишь игра без правил, ибо о каком добре и о каком зле может идти речь, когда всему на свете есть своя, выраженная в дурно пахнущем чистогане цена?

Мы вошли в огромную залу с большими, в полстены, окнами. Тяжелые пурпурные шторы были раздвинуты, и за окнами стоял лес. Над верхушками деревьев в мутной седой пелене угадывались контуры далеких гор.

– Прошу, – Ольга подвела меня к уставленному тарелками старомодному мраморному столу возле весело пылавшего камина:

– После вас, миледи, – ответил я.

Она села на деревянный стул с высокой резной спинкой и улыбнулась:

– Даже как-то странно смотреть на тебя в погонах.

– А мне странно видеть тебя одетой.

– Вот как? – Она налила мне пряно пахнущего вина из пузатого алого графина. – Привыкай.