Грег Иган - Лучшая фантастика

Святилище Баба Кхижра , говорит она Рагху, держа на коленях резную шкатулку, стоит на том месте, где у Мохсина когда-то было видение. Старик, который шел по воде, стоя на рыбе, что несла его по городским каналам в открытое море. Мохсин слышал истории о Баба Кхижре от своего отца, беженца с устья реки Инд в Пакистане. Такие истории есть в столь отдаленных местах, как Бихар и Аравия, легенды о пире , который был хранителем вод, чьи ноги, касаясь земли, заставляли цветы распускаться.

Лодка привязана, и Икрам помогает ей выбраться. Они уверенно поднимаются по склону, хотя каждые несколько минут ей приходится останавливаться, чтобы отдышаться. Каждым своим вдохом она обязана этой древней планете и ее великим биогеофизическим циклам, масштабы которых превосходят жалкую пару сотен тысяч лет человеческого существования и все границы государств и континентов. Она думает о пыли из Сахары, что приносит питательные вещества дождевым лесам Амазонки на западе и влияет на индийские муссоны на востоке. Ее тяжелое дыхание — свидетельство близкого единения с этой колоссальной непрерывной драмой.

— Сегодня я чувствую благодарность, — говорит она Икраму, и тот улыбается.

Наконец они оказываются на опушке леса. Воздух здесь прохладнее, ветерок шелестит листьями. Она слышит далекое журчание воды и похожий на звон колокольчика крик коэля из глубин леса. Грязная тропинка уходит в чащу.

Икрам отвлекся на увешанный плодами джамболан.

— Давай, добудь нам пару джамболанов, — говорит она. — Со мной ничего не случится. Я буду на поляне, где тропа разветвляется. Найдешь меня позже.

— Ваш наручный монитор при вас? — спрашивает он.

— Я ничего не взяла, — отвечает она. — Не волнуйся, я знаю эти места.

Как странно, что река ее жизни, которая то текла параллельно реке Рагху, то расходилась с ней, привела их к одной и той же цели. Она идет через лес к месту слияния, месту встречи. Ему бы понравилась эта поляна, которую она запомнила по своему прошлому визиту пару лет назад.

Она идет медленно. На поляне бледный солнечный свет сочится сквозь облака, озаряя цветы стробилантеса. Она смотрит на свою смуглую руку, сжимающую шкатулку, чувствует дневное тепло на коже.

За языком есть язык, на котором говорит Земля , сказал Рагху.

Да , отвечает она ему, и его можно выучить только посредством тела.

Животное в лесу, вот кто она в это мгновение, уязвимая перед опасностью и смертью, но сейчас ее чувства ощущают все. Узор света и тени, гудение насекомого, воркование лесной горлицы, далекую перекличку стаи обезьян. Все в ней, от смуглой кожи до черт лица, возникло благодаря адаптации ее народа к окружающей среде: углу падения солнечных лучей, температуре воздуха. Она ощущает сокрушительную тяжесть столетий насилия и эксплуатации. Они здесь, в ДНК в ее клетках, в историях бабушки, в ранней смерти матери, в самоубийстве Калпаны Ди. Боль пронзает ее с такой силой, что она думает, что лишится чувств. Она прислоняется к стволу дерева и прижимает к груди шкатулку Рагху.

Махуа открывает шкатулку и достает свернутый лист. Ставит шкатулку на ветку, развязывает бечевку, разворачивает лист и гладит прядь волос. Потом вновь завязывает сверток и ищет место, где земля мягкая после недавнего дождя. Палочкой из подлеска выкапывает маленькую ямку и кладет в нее сверток. Закрывает его землей.

Будьте свободными , говорит она Рагху — и Калпане Ди. Медленно распрямляется. У нее болит спина, болят ноги. Лучше ей снова привыкнуть к подобным восхождениям. Быть может, пришла пора старой женщине усвоить новые уроки. Она не может праздновать победы народа ее бабушки — вновь сформированную провинцию Сантхал с ее идеалом преклонения перед паутиной жизни, с ее моделью общин, в которых управление осуществляется посредством согласия, — она не может праздновать торжество подобных вещей, не признав боль борьбы и жертв, что вписаны в само ее тело, в историю ее народа. И потому она наконец видит Землю так, как всегда видел ее народ: как тело, как мать.

На краю поляны листья деревьев перешептываются на ветру. Она чувствует, как выходит за рамки собственного восприятия. Она — капля воды, дрожащая на листе, она — солнечный свет на ветке. Она знает лишь немногие из названий деревьев и птиц, но это придет позже. Сейчас она свободна, как парящая птица.

Икрам зовет ее. Махуа прочищает горло, делает глубокий вдох и кричит в ответ:

— Иду!

Что за честь — существовать во вселенной, которая настолько динамична и сложна, что даже в преклонные семьдесят три года приходится продолжать учиться. Она сядет на опушке леса вместе с Икрамом и будет смотреть на море. Они будут есть джамболаны, пачкая губы и руки пурпурным соком, и она расскажет ему о других великих лесах, об Амазонке на той стороне мира. Она расскажет ему о Рагху.

Е. Лили Ю ( elilyyu.com ) была признана в 2012 году лучшим начинающим писателем, а в 2017 стала обладательницей «Писательсткой премии Ласаля». Ее рассказы публиковались в различных антологиях и литературных журналах от «McSweeney’s» до «Uncanny» и девять раз были включены в антологии серии «Лучшее за год». Также писательница становилась финалисткой таких престижных литературных премий, как «Хьюго», «Небьюла», «Локус», «Премия Старджона» и «Всемирная премия фэнтези». В 2020 году вышел ее первый роман — On Fragile Waves («На хрупких волнах»).

Серебряное ожерелье, которое Ричард Харт Лавертон III подарил Клариссе Одессе Белл по случаю ее тридцатилетия через четыре месяца после их помолвки и за шесть месяцев до назначенной даты свадьбы, было украшено зеленой стеклянной бусиной неправильной формы. Эта бусина была доставлена Ричарду с Луны. Он отправил на Луну ракету с роботом, который просеивал песок до тех пор, пока не нашел горсть зеленых стеклянных шариков и не запустил их обратно на Землю в капсуле, помещенной в другую ракету, совсем маленькую. Стекло расплавилось от высоких температур, когда ракета вошла в плотные слои атмосферы, и все шарики слились в одну каплю размером с большой палец, а затем капсулу с ней извлекли из Южно-Китайского моря. Робот-просеиватель так и остался на Луне, и Кларисса считала его символом их вечного единения.

В ее тридцатый день рождения они ели выращенных в лабораторных условиях креветок и две половинки спелого персика, в котором на удивление не оказалось ни одного червячка и который, как сообщил им метрдотель, был куплен утром на аукционе за сумасшедшие деньги. Когда последние кусочки персика исчезли в горле Клариссы, Ричард достал бархатную коробочку с колье. Он возился с застежкой, пока она охала и ахала и гладила зеленое стекло. Официанты, напоминавшие серую, что-то бормочущую массу, тихо и восторженно аплодировали им.