Брайан Херберт - Битва при Коррине [litres]

Когда Вориан увидел эту печальную картину, в горле у него встал ком и он едва не лишился дара речи.

— Квентин? Квентин Батлер!

Пораженный до глубины души Вориан обернулся, чтобы задать этот вопрос сопровождавшему его неокимеку, но тот, грохоча железными ногами, уже покинул помещение и вышел в коридор. Оставалось надеяться, что у Квентина сохранились сенсоры и громкоговорители, с помощью которых он мог общаться с внешним миром.

— Я не знаю, насколько хорошо ты можешь видеть и узнаешь ли ты меня, Квентин. Я Верховный баши Вориан Атрейдес.

— Я вижу. — Голос послышался из динамика, укрепленного на стене недалеко от емкости. — Я вижу еще один дешевый трюк.

— Я не иллюзия. — Вориан понимал, что кимеки подслушивают каждое сказанное им слово, поэтому надо было соблюдать максимальную осторожность. Любой нюанс, любая фраза будут восприниматься с подозрением. Каким-то образом надо было внушить Квентину, что он искренен, но в то же время не выдать кимекам тайных планов.

— Титаны манипулировали тобой, подвергали тебя пыткам, но я реален. Я воевал бок о бок с твоими сыновьями. Я побывал на Пармантье и первым принес в Лигу страшную весть о смерти Рикова и его супруги от Бича Омниуса. Однажды я сопровождал тебя к Вандре в Город Интроспекции — помнишь, была весна, деревья в цвету. Я тогда говорил тебе, что всегда питал слабость к Вандре, младшей дочери Ксавьера. Тогда ты рассердился на меня за то, что я упомянул имя Харконнена. Ты помнишь тот день, Квентин?

Мозг отставного примеро долго молчал, прежде чем наконец заговорить:

— Кимеки знают о взаимодействии лазера с защитным полем. Это я… я сказал им об этом. Они едва не убили Файкана.

Понимая, что этот предмет разговора может быть опасным, Вориан решил сменить тему.

— Файкан теперь полноправный вице-король Лиги. Ты знал об этом? Он вступил в должность, когда ты с Порсе Бладдом был в отъезде. Ты можешь гордиться сыном.

— Я всегда им гордился.

— А твой младший сын Абулурд… — Вориан положил руки на холодную стенку емкости. — Я позаботился о том, чтобы ему был присвоен чин баши четвертого ранга. Я сам прикрепил к его мундиру знаки различия. Думаю, что это был счастливейший день в его жизни, но он был опечален тем, что ты не смог присутствовать при церемонии.

— Абулурд… — произнес Квентин, словно с трудом вспоминая, о ком идет речь.

Вориан знал, что старый ветеран неприязненно относился к младшему сыну.

— Ты был несправедлив к нему, Квентин. — Вориан чувствовал, что суровый тон будет самым действенным. — Он талантливый, умный молодой человек, и он был прав, взяв имя Харконнен. Могу со всей ответственностью утверждать, что все легенды, которые ты слышал о Ксавьере, — это злонамеренная ложь с начала и до конца. Его сделали козлом отпущения, чтобы укрепить силы джихада. Я образовал комиссию по реабилитации. Настало время залечить эту рану. Что же касается Абулурда… то он никогда не сделал ничего такого, что могло бы тебя разочаровать.

— Я был несправедлив к младшему сыну, — согласился Квентин, — но теперь поздно жалеть об этом. Я никогда больше не увижу его. Я ничего не могу поделать с прошедшей вечностью — только думать и сожалеть о старых ошибках. Я ненавижу себя таким, каким я стал. Если ты действительно сохранил привязанность ко мне, если ты любишь меня и уважаешь, Вориан Атрейдес, то единственное, что ты можешь сделать, — это разбить об пол эту проклятую канистру, в которой плавает мой мозг. Я пытался сопротивляться, но они лишили меня последнего шанса. Я хочу умереть. Вероятно, это единственный способ хоть как-то досадить им и помешать их планам.

— Это было бы слишком просто, Квентин, — резко возразил Вориан. В голосе его зазвучали командные нотки, выработанные за долгие десятилетия службы в Армии. — Теперь ты кимек. У тебя появилась уникальная возможность сражаться бок о бок с генералом Агамемноном. Без тебя, без меня кимеки скорее всего нанесут смертельные удары по беспомощному человечеству, станут такой же страшной угрозой людям, какой были мыслящие машины. Когда-то ты говорил мне, что Батлеры никому не слуги. Это верно. Мы лидеры, командиры — ты и я. Если мы решим сотрудничать с ними, то сможем помочь наладить отношения между людьми и кимеками.

Вориан даже самому себе казался достаточно убедительным.

— Но титаны откажутся вести какие бы то ни было переговоры, пока не укрепят свои позиции. Я много раз сам призывал к их уничтожению. У них много причин опасаться угроз со стороны Лиги.

Но ключом к миру могут быть наши знания и опыт. Если ты поможешь им, то у человечества появится большой шанс на мир и процветание. В долгосрочной перспективе, если ты поможешь кимекам, то тем спасешь множество человеческих жизней. Ты понимаешь это? — Страстность Вориана, по его мнению, была вполне достаточна для того, чтобы убедить в его искренности подслушивавших Агамемнона и Юнону. — Ты должен отбросить свои предрассудки, Квентин. Джихад закончен. Нас ожидает новая вселенная.

Он поднял руки, словно для того, чтобы придать больше убедительности своим словам, и удостоверился в том, что находится в зоне видимости оптических сенсоров Квентина. Пальцами он быстро, почти мгновенно сделал знаки на боевом языке жестов, которым они с Квентином владели безупречно, много раз применяя его на войне. Кимеки, которые давно расстались с человечеством, едва ли владели этим языком и вряд ли вообще догадывались о существовании столь причудливого способа общения, каким в совершенстве владели Квентин и Вориан. Вориан надеялся, что этого будет достаточно для того, чтобы убедить Квентина в том, что он не изменил людям, что на уме у него нечто совсем иное. Вориан сумеет найти способ возродить мятежный дух в мозге, считающем себя униженным, разбитым и приведенным к вынужденной покорности. Он покажет Квентину, что есть и другой путь — если они сообща сумеют выработать согласованный план действий.

Квентин долго молчал, и Вориан засомневался — увидел ли его старый товарищ жесты тайного языка и понял ли их смысл. Наконец в усилителе раздался голос лишенного тела мозга:

— Твои слова заставили меня о многом подумать, Верховный баши. Не могу сказать, что я согласен… но я обдумаю предложение.

Вориан обрадованно кивнул.

— Отлично.

Он вышел из холодного подвала, уверенный, что вместе с Квентином они нанесут окончательное поражение Агамемнону.

Хотя Великий патриарх был посредственным и слабым лидером, лишенным всякой интуиции и верного видения обстановки, Райна использовала его убийство для превращения погибшего в героя, в символ и объект всеобщего почитания. Ирония судьбы заключалась в том, что Райна решила заставить Ксандера Боро-Гинджо добиться после смерти большего, чем за долгое время тягостного отправления им своей должности.