Брайан Херберт - Битва при Коррине [litres]

Однако теперь, как было совершенно ясно Видаду, род человеческий решил окончательно уничтожить Омниуса, уничтожить всемирный разум. Действительно ли нейтралитет предполагает полное неучастие, если его следствием станет полное уничтожение мыслящей формы жизни? Или нейтралитет предполагает попытку уравновесить баланс сил?

Видад не мог самостоятельно прийти к правильному выводу. Шесть когиторов составляли дискуссионный клуб, в членах которого была сосредоточена вся многовековая мудрость рода человеческого. Он спешил на Хессру, чтобы поставить на обсуждение этот важнейший вопрос. После дебатов когиторы, несомненно, выработают правильное решение относительно того, что делать дальше.

Видад отбыл на Хессру сразу после того, как Совет джихада принял свое решение. Видад не знал, сколько времени осталось в его распоряжении.

Корабль пилотировали два его верных помощника. Родан был новым рекрутом, которого Видад обучил и подготовил за время своего пребывания в Зимии. Китс, ныне уже глубокий старик, был подобран в посредники Великим патриархом Иблисом Гинджо, и было это семьдесят лет назад. Китс был стар, но пока работоспособен. Он подходил к порогу своего земного существования, и этот полет на Хессру будет для него, видимо, последним. Многие из отобранных Иблисом кандидатов уже умерли и были похоронены в расщелинах вечного ледника. Скоро когиторам потребуются новые добровольцы.

По пути Видад все часы и все дни обдумывал сложную проблему запланированных Советом джихада атомных ударах по планетам Омниуса. Он так и не пришел к окончательным выводам, когда они оказались в непосредственной близости от закованного в ледяной панцирь планетоида. Видад открытым текстом послал им сообщение о своем прибытии, но ожидавшие его возвращения пятеро когиторов — как это ни странно — не откликнулись на его приветствие.

Пока Родан выискивал в леднике место, пригодное для посадки, Китс внимательно рассматривал поверхность Хессры через стекло фонаря кабины.

— Там что-то случилось, — произнес он хриплым надтреснутым старческим голосом. — Кто-то вырыл большие ямы в леднике вокруг башен. Нет, я вижу воронки, словно от взрывов. Думаю, что нам следует проявить осторожность.

— Мы должны выяснить, что произошло, — сказал на это Видад.

Молодой пилот сделал круг возле цитадели, где обычно садились космические корабли. Хотя глаза Китса потеряли былую остроту и постоянно слезились, он первым заметил засаду.

— Я вижу машины, артиллерию — это кимеки! Нам надо убираться отсюда!

Растерявшись, Родан взглянул на емкость с мозгом Видада, ожидая распоряжений. Он начал менять курс, но сделал это недостаточно быстро.

Как только маленькое судно изменило курс, кимеки вышли из своих убежищ во льду и под стенами цитадели. Летающие корпуса кимеков взмыли в воздух, а наземные боевые формы открыли артиллерийский огонь.

Когда вокруг них стали рваться снаряды, маленькое судно затрещало от ударов взрывной волны. Пилот, маневрируя наугад, начал бросать корабль из стороны в сторону, стараясь уйти от обстрела. Тогда Китс взял управление на себя и совершил более решительный маневр.

— Твоя осторожность убьет нас, Родан, — сказал он.

Наконец по линии связи они получили невнятное, сопровождаемое треском статического электричества сообщение. Это был сигнал, при раскодировании которого древний философ узнал голос одного из посредников. Новость, которую он сообщил, была ужасающей.

— Титаны захватили Хессру! Они убили пятерых когиторов и многих монахов… кроме некоторых из нас, кого они превратили в неокимеков и заставили служить себе. Видад — вы последний из когиторов. Бегите! Вопреки всему вы должны уцелеть…

Затем послышались звуки борьбы и треск, переданные в глубины бездонного и равнодушного пространства.

К ним на большой скорости приближались три корабля кимеков, стреляя и стараясь сбить. На ледяную поверхность планеты выползли более мощные кимеки. Один из них был так огромен и страшен, что, видимо, был одним из первоначальных титанов. Вокруг маленького судна продолжали греметь разрывы мощных снарядов.

Китс, не жалея топлива, начал разгонять корабль с максимальным ускорением, запустив двигатели на полную мощность, чтобы разорвать путы притяжения Хессры. Видад понимал, что такое ускорение может оказаться смертельным для хрупкого старческого тела Китса.

— Ты умрешь, — сказал когитор.

— Но вы… останетесь живы, — сумел произнести Китс, прежде чем впал в беспамятство. Он не смог дышать при таком немыслимом ускорении, сдавившем горло и грудь. Послышался хруст — это ломались старческие кости монаха, не вынесшие чудовищной перегрузки.

Родан, напротив, был молод и вынослив. Он выживет. Видаду нужен только один помощник. Описав пологую дугу, корабль оторвался от замороженной Хессры. Корабли кимеков не были рассчитаны на дальние полеты. Они отстали и возвратились на планетоид, изрыгая яростные проклятия.

Китс, ушедший в серый мир смерти, лежал, распростершись на полу фонаря кабины, но молодой Родан дышал, борясь с ускорением и перегрузкой. Когда корабль достиг периферии местной солнечной системы, ускорение стало меньше, и Родан пришел в себя. Широко раскрытыми глазами он посмотрел на мертвое тело своего старшего товарища, который отдал жизнь за то, чтобы когитор мог бежать от смерти.

— Куда мы направимся теперь, Видад? — спросил охваченный паническим ужасом монах.

Когитор подумал о своих пятерых товарищах, убитых захватившими Хессру кимеками, которые, совершенно очевидно, решили на Хессре спрятаться от Омниуса. Видад остался единственным философом, который мог подумать о том, как предотвратить ядерный холокост, задуманный и предложенный Ворианом Атрейдесом. Он, Видад, был объективным, нейтральным и умным… Он тоже когда-то был человеком. Зная, что сделали кимеки со всеми его товарищами, как мог он не испытывать вполне объяснимой человеческой жажды мести? Как мог не вспомнить давно забытые эмоции? Теперь у него появилась еще одна причина поговорить с всемирным разумом.

— Держать курс на Коррин, — приказал Видад.

Хотя смерть Лероники оставила в душе Вориана вакуум куда более страшный, чем пустота самых отдаленных глубин космоса, у Атрейдеса не было времени на личный траур. Время оставалось только на то, чтобы быть Верховным главнокомандующим и спасать человечество.