Сергей Курашов - Борьба за огонь. Сборник рассказов [litres самиздат]

Быков включил второй, маленький экран. На первом экране можно было видеть всю картину в целом; на втором детали этой картины.

Серая поверхность планеты, изрытая бороздами и кратерами, изобиловала пятнами, хорошо отражающими свет. Вероятно, это был лёд. Таких планет во Вселенной множество и особого впечатления она не производила.

Зонд приближался к тору. На малом экране была видна часть его в виде нескольких клоков тумана. Быков навёл один из объективов зонда на крупный астероид и дал максимальное увеличение.

То, что они увидели на экране уступало по красоте и великолепию той картине, что они видели три часа назад, и у какого-нибудь эстета вызвало бы не более, чем чувство омерзения. Огромный астероид, сквозь газопылевое облако, окружающее его, казался мохнатым. Потом стали видны какие-то лохмотья, канаты, извивающиеся как змеи верёвки. Всё это окутывало гигантскую глыбу камня, медленно шевелилось, извивалось, влажно поблёскивало, вытягивалось в разные стороны. По мере приближения стали заметны какие-то мешочки, которые медленно перемещались среди этих живых верёвок; не ползали по ним, а именно перемещались в пространстве между ними. Мешочки иногда вытягивали щупальца и присасывались к канатам, затем отваливались и медленно падали на поверхность астероида, окутанную такими же верёвками.

– Неужели это жизнь? – удивлённо выдавил из себя Клиновой, – ересь какая-то, абсурд. Здесь атмосферы-то настоящей нет. Нет воды, тепла.

– А может быть этой жизни не нужна плотная атмосфера, вода, тепло, – возразил Быков. – Она черпает энергию из излучения, которого здесь полно. Ведь здесь даже пыль излучает. Потом, вы не забывайте, что мы находимся на исчезающем пике Криксона. Пространство и надпространство объективно существуют в одном мире, и, значит, взаимодействуют друг с другом. И вот здесь их взаимодействие проявляется сильнее, чем в других местах. Как они взаимодействуют, мы пока не знаем. Так вот, эта жизнь могла возникнуть как результат этого взаимодействия.

– Но, Андрей, обмен веществ в живых организмах – ведь это сложнейшие и тончайшие процессы. И, потом, … все эти гены, хромосомы, наследственность, … ведь для этого нужны вода, тепло, кислород. Я не могу в это поверить.

– Ну почему обмен веществ должен быть именно таким, какой мы знаем? Почему не может быть принципиально иного обмена веществ? Это жизнь, Антонович. Смотрите, они шевелятся и тянутся к солнцу, значит они живые. Я уверен, что именно здесь мы откроем все секреты надпространства.

Зонд подлетел к астероиду совсем близко, лёг на круговую орбиту. Быков выключил маршевый двигатель. На малом экране чётко были видны картины этой непонятной жизни. Извивались «змеи» и «верёвки», пульсировали «мешочки».

– Смотрите, Антонович, вон тот «мешок» покрупнее двигается прямо к нашему зонду.

– Э, да у него что-то вроде щупалец. Он явно заинтересован нашим зондом, – ответил Клиновой, – смотри, у него глаза.

«Мешок», приближаясь, увеличился на экране. Четыре щупальца удлинялись и тянулись прямо к объективам зонда. На концах у них были образования, напоминающие ладони рук человека с четырьмя отростками-пальцами. На теле этого четырёхрука у основания каждого щупальца виднелись по небольшому , блестящему, как линза очков, глазу; а ровно посредине выделялась пара выпуклых больших полусферических глаз, в которых явно светилась мысль и любопытство. На экране отлично было видно, что эти глаза имели зрачки, которые постоянно меняли свою форму и цвет. То они были маленькими чёрными точками, которые постоянно меняли свою форму и цвет, то принимали форму креста, затем узкой вращающейся щели, затем бесформенной кляксы, играющей всеми цветами радуги. В этих глазах жили какие-то необъяснимые словами искорки, по которым сразу можно отличить взор разумного существа от взгляда любого другого животного. По крайней мере, так казалось Быкову. Загляните в глаза коту или псу. Они могут быть добрыми, голодными, свирепыми, но той разумной искры в них нет.

– Как он передвигается так легко в пространстве? Здесь нет никакой опоры, и реактивного двигателя у него нет, – удивился Клиновой.

– Он передвигается в гравитационном поле, как наш земной осьминог в воде. Это, конечно, моё предположение, но другого объяснения я не вижу, – ответил Быков. – Посмотрите, Антонович, какие у него глаза. В них чувствуется мысль.

– Э-хэ-хэ, – усмехнулся космический волк. – Хм! Ха-ха-ха! – откровенно расхохотался он. – В гравитационном поле плавают …ха-ха! В глазу чувствуется мысль … а-ха-ха! Пацан, ты не был на Каболусе. Там такие твари, которые везде прыгают и плавают и кушают курсантов-разгильдяев на ужин, бродят стадами! А уж, какие глазки у них красивые – у каждой по десятку и все сияют разумом. Однако они не разумнее какой-нибудь земной жабы. Ха-ха, ох, уморил ты меня, Андрюша.

Быков видел разинутый от смеха рот старика. Верхней губы не было видно из-под усов, и, казалось, что жёлтые от старости, но ещё крепкие зубы растут прямо из этих сивых волос. Чувство неприязни шевельнулось в нём. Старик явно издевался над юнцом. Выкрикнутое Клиновым: «пацан» – ударило по самолюбию.

Четырёхрук приблизился вплотную. Он был чуть больше зонда. Его изображение исчезло с экрана. Зонд сильно качало. На экране прыгали то астероиды, то какие-то тени. Показалось изображение ползущей по объективу щупальцы, покрытой шишками, наростами, трещинами. Четырёхрук ощупывал неизвестный ему предмет. Вот он оттолкнул зонд от себя, раскрутов относительно поперечной оси – на экране замелькали астероиды, другой четырёхрук, звёзды, тлеющие сквозь газовый туман.

– Уведите зонд от зверя, курсант, – приказал инструктор. В голосе его ещё чувствовалась насмешка.

– Мы можем обжечь его струёй плазмы.

– Уведите зонд от зверя. Он может лишить нас зрения. Поломает антенну или объективы раздавит.

Быков включил двигатель корректировки на самую малую мощность, затем сориентировал зонд так, чтобы был виден четырёхрук. Поток плазмы, видимо, ошеломил его, но вреда не причинил. Этому жителю космоса было не впервой встречаться с такими штуками как жёсткое излучение, плазма и тому подобное. Он двинулся было, к зонду, но Быков опять включил двигатель и отвёл автомат подальше. Затем произошло нечто странное.

Бесформенное мешкообразное тело четырёхрука начало пульсировать, сплющиваться и приняло форму блюдца. Внутренняя полусферическая поверхность «блюдца» стала гладкая и блестящая. По ней побежали пульсирующие волны. Они начинались в центре и бежали к краям.

Быков включил осциллограф. На его экране заметались синусоиды, пилообразные графики, замысловатые кривые.