Андрей Мансуров - Капризная с-сука!..

– Не сомневаюсь. Когда вам его прислать?

– Да хоть сейчас!

– Хорошо. Будем считать, что пребывание его у вас тоже явится составной частью отработки наказания в виде нарядов вне очереди. Я дам соответствующие распоряжения, когда вернусь в рубку.

Ну а ещё какие-нибудь… Пожелания, просьбы? Может, принести вам и те книги, которые мы забрали со Станции? Из кают других… Сотрудников?

– Ну, в-принципе, можно. Что же до других пожеланий…

Когда они у меня возникнут – я просто поступлю так, как вы сказали! То есть – прямо и конкретно выскажу их в камеру и микрофон!

– Капитан, сэр! А, может, можно, чтоб кто-нибудь другой, поумней меня, и повежливей, отрабатывал эту… Обязанность?! А то я… – техник выразительно смотрел на Пауэлла: в глазах стояла буквально мольба. Но Пауэлл заставил себя сохранять серьёзный вид, и остался непреклонен:

– Да, техник, вы, несомненно, не являетесь самым интеллектуальным и высококультурным собеседником у нас на борту. – Ходжес моргнул: понял, на что капитан намекает. На его острый язычок! И неформальную лексику, – Но это и не требуется. Миссис МакГоннегал сказала, что ей нужен просто собеседник. Без изысков и вывертов. Для «расслабления» и «успокоения». Так что не вздумайте снова злить или дразнить нашу подопечную. А то нарядов на «проведение бесед» у вас прибавится! Исполняйте все её желания и приказы, в той мере, в какой они не противоречат Конституции. И правам человека. И Уставу. И не ущемляют ваше достоинство. А сейчас – вот он ключ. И – удачи!

Напряжённо думая, что капитан имел в виду, говоря о приказах женщины, могущих бы «ущемить его достоинство», техник шёл по коридору. Ничего путного или хорошего в голову не лезло. Пришлось положиться на Судьбу. И милость женщины. (Ха-ха!..)

В дверь их жаждущей «живого общения» дамы техник Ходжес стучал (Вернее – старался!) уверенно, но не слишком громко. Он отлично понимал, что женщина не может не сердиться на него за весьма бесцеремонное обращение, и некую даже дерзость! Если все остальные мужчины их экипажа общались со спасённой, словно с хрустальной вазой, то он вовсе не видел в этом смысла. Да и зачем?!

Женщина всегда останется женщиной – хоть спаси ты её из забытья восьмидесятилетнего сна, хоть угости ты её джином с тоником в баре!..

Ничего она не даст!

То есть – останется непредсказуемой, вредной, и чертовски много о себе воображающей, и конкретной стервой! Которую он, учитывая угрозу капитана и пристальное внимание к их будущему «общению», осуществляемому через камеры и микрофоны, сейчас даже не может послать куда подальше! Не говоря уж о – уйти, хлопнув дверью!..

О, техник не сомневался, что все, кто сейчас там, в рубке, на вахте, внимательнейшим образом вслушиваются, и, если есть возможность, всматриваются в экраны, предвкушая, и только что не потирая руки!

Ну как же! Сейчас две кометы столкнутся, да так, что только искры посыплются!..

– Да, кто там, войдите!

Ходжес вошёл, вежливо – по-крайней мере он старался! – поклонился:

– Добрый день, миссис МакГоннегал.

– Фи, техник! Никогда не поверю, что вам эта «миссис», и сложная фамилия не навязли в зубах! Давайте уж проще: сразу по именам. Ну, попробуем? Привет, Иезекия!

Ходжес, которого всегда коробило от собственного, библейского происхождения, имени, (Спасибо папочке – пастору методистской церкви!) которое к тому же было предметом вечных насмешек над ним со стороны одноклассников и сокурсников, подумал, что вредная коза умна: сразу поняла, как и чем его можно пронять! Но ответил вежливо:

– Привет, Наиля! – и добавил, понимая, что уж эту-то проницательную паршивку вряд ли обманет, – Вот уж спасибо, что сняли меня с чистки картошки на камбузе!

– А не за что. Поскольку картошка, тяжёлые кастрюли, и текущий ремонт разного сложного оборудования от вас никуда не убегут. Капитан просто решил, что если вы два часа из времени своих нарядов посвятите мне, от вас не убудет!

– Ну… надеюсь, что так.

– А напрасно. Я девушка, как вы, наверное, догадались, вредная. И злопамятная. – это было сказано со значением, и Ходжес возвёл очи к подволку: уж кто бы сомневался! – И просто так прохлаждаться, или скучать в моём обществе не дам. Табуретку вы, конечно, захватить не удосужились. Ничего, захв а тите в следующий раз. А пока садитесь-ка вы вон там, прямо на пол, у чёртова телевизора, и внимательно слушайте. А спрошу – так и отвечайте!

Предчувствуя, что неспроста его сажают так, чтоб беседовать с ним сверху – вниз, то есть из позиции сильнейшего, Ходжес кинул страдальческий взгляд в камеру, как бы говоря: «Вот! Видите, на какие жертвы вы меня толкаете!», и сел.

– Значит так. Я сейчас буду задавать вопросы, а вы будете отвечать. Это ясно?

– Конечно. Чего ж тут неясного! А когда я буду задавать вопросы – вам?

– Когда я разрешу. А пока начнём. Как вы вообще оказались на этой посудине?

– В-смысле – на «Пронзающем Бесконечность»?

– Нет, в автобусе Нью-Йорк – Кливленд! Ясное дело, что – на «Пронзающем»!

– Ну, как… Образование позволило. И проблемы с трудоустройством. И разборки с ближайшими родственничками. Папа мой хотел из меня сделать священника, как и он сам! А я не хотел. Вот поэтому, сразу после школы, уехал я к прабабушке, в Массачусетс.

А там деваться некуда – только один приличный Универ. А за него надо платить! Вот в технический колледж при нём я и поступил. Чтоб быть хотя бы дипломированным лаборантом. Окончил, кстати, с лучшими отметками. И с престижнейшей профессией.

Только вот ни в одну научную лабораторию меня не приняли – статусом да связями не вышел! Вот и пришлось два года проработать банально в ремонтной мастерской ретро-автомобилей, где я крутил хвосты автомобилям, ещё год – в мастерской музея истории, где я крутил хвосты всяким чучелам антилоп, да восстанавливал макеты шахт, реакторов, да приборов Никола Теслы… А затем и сюда завербоваться! С моими-то руками, и «природной» смекалкой, – Ходжес храбро показал обе широких мозолистых ладони женщине, – я мог бы работать где угодно и кем угодно! Ну, по версии моего куратора в музее…

– Вот как. Хм. Интересно. И – коротко и ясно. Вы так уверены в своих способностях и возможностях, Иезекия! Приятно, конечно, когда специалист осознаёт себе цену. И ощущает свою значимость. И руки у вас явно мускулистые и большие.

Но сейчас мы кое-что проверим. Насчёт «универсальности» ваших способностей.

Массаж делать умеете?

Ходжесу кровь бросилась в лицо. Он заподозрил, что сейчас…

– Ну… Умею. Этот курс входит в предстартовую подготовку. Вам ли не знать!

– Вот именно! И – вы правильно подумали, милый Иезекия! (Недаром же покраснели, как помидор!) Ну-ка! Идёмте в спальню, и я предоставлю свою истерзанную восьмьюдесятью годами лежания на ней, и часом тренажёрного зала, спину, в ваше полное распоряжение. Масло для её растирания – вон там. На тумбочке.