Стивен Дональдсон - Запретное знание

Морн была почти что в шоке; но он не отпускал ее. Новый эксперимент с черной коробочкой восстановил нормальную температуру. После некоторых безуспешных попыток он смог управлять ее конечностями. Он заставил ее вытянуть руку, сунуть пальцы себе в рот и выблевать.

– Ты думаешь, Хаши Лебволь пошлет помощь? – спросил он добродушно. – Ты можешь в это верить, если хочешь. Я думаю, он открестился от меня. Прежде, чем мы отправились в запрещенный космос, он сказал мне, чтобы я на него не рассчитывал. Но сейчас он, должно быть, вычислил, что мы совершили «недозволенный властями» визит на Станцию Возможного. Я думаю, он в конце концов решил, что я представляю из себя большую проблему, чем того стою. Он не отвечал ни на одну из моих передач – а я сдавал их максимально срочными.

– Как я уже сказал, это сложная проблема.

– На первый взгляд.

Улыбаясь, он смотрел, как Морн задыхается.

– Но когда подумаешь об этом снова, то все становится очень простым. Потому что, как ты видишь, мне нет нужды беречь Дэвиса. Я пытался избавиться от него раньше, чем он родился.

И вот что я собираюсь сделать.

Я уже, собственно, обсудил все детали со «Спокойствием гегемонии». Через двенадцать часов, когда мы окажемся рядом, я отошлю им Дэвиса в спасательной шлюпке. Затем они позволят нам мирно пришвартоваться. Фактически, они признали, что оба боевых корабля отправятся на Станцию Возможного, для того чтобы продемонстрировать их добрую волю. Мы устраним наши неполадки, когда Амнион не будет дышать нам в затылок.

Это лучшее решение проблемы для всех.

Бессознательно Морн выблевала кашу и кофе сквозь пальцы.

– Какая жалость, – пробормотал Ник довольно. – Всего минуту назад ты была чистой. Ты выглядела почти привлекательной для мужчины – если бы он был достаточно отчаявшимся. Но сейчас, – он хмыкнул, – боюсь, что ты выглядишь непривлекательно.

– Что ты там делаешь? – Твердый тон динамика не мог скрыть отчаяние Дэвиса. – Что ты делаешь с ней?

Внезапно Ник вскочил с койки. Он встал и переступив через Морн приблизился к интеркому. Его шрамы горели, словно черные рваные раны. Он рявкнул:

– Это называется «реванш», говнюк.

Дэвис начал выть.

Затем его голос исчез – Ник отключил интерком.

– Микка, – сказал Ник.

Как обычно мрачная его второй пилот откликнулась:

– Слушаю.

– Я боюсь, все пошло не совсем так, как задумано. Я сообщил ей о Дэвисе. Она не слишком хорошо восприняла новость. Ты лучше закрой канал в ее каюту. Нет, совсем отключи интерком. Если они будут говорить и дальше, то обоим будет только хуже.

Вой Дэвиса продолжал раздаваться в ушах Морн, словно она все еще слышала его.

– Что-нибудь еще? – спросила Микка.

Ник улыбнулся.

– Убедись, что она не сможет выбраться отсюда. Я займусь ею, как только у меня будет время.

Он отключил интерком.

Едва не задыхаясь в своей собственной рвоте Морн смотрела, как он открывает дверь и закрывает ее за собой, не выключая излучения ее черной коробочки.

Она не могла вытащить пальцы изо рта, пока он не унес пульт управления шизо-имплантатом из пределов ее досягаемости.

Рыгая, чтобы очистить горло, Морн заставила себя подняться на четвереньки. Одна из ее рук угодила в блевотину с кашей, но она проигнорировала липкую массу. Она нуждалась в воздухе, нуждалась в том, чтобы дышать, но каждый вдох, казалось, вносил новую порцию желудочного сока и блевотины ей в легкие. Переход потряс ее. Аноксия затуманила ее зрение до светящихся пятен в глазах. Каюта вращалась вокруг нее, словно «Каприз капитана» потерял внутреннее m .

Дышать.

Желудочный сок попал ей в другое горло, обжег голосовые связки.

Дышать .

Широко раскрыв рот, она начала хватать воздух мелкими глотками.

Дэвис…

Мало того, что он был заперт, беспомощен; его еще продавали Амниону. Мало того, что ему в одиночестве приходилось преодолевать кризис личности настолько обширный, что он мог разрушить любого. Нет. Это не удовлетворяло Ника. Для удовлетворения своей застарелой личной ярости он поразил Дэвиса до самого основания.

Это называется «реванш» .

Все с чем должен работать ее сын, для того чтобы использовать против угрозы безумия, все, что она могла помнить; унаследовала его душа. Ник сделал эти воспоминания, эту душу, равными предательству. Он дал Дэвису повод верить, что его злейшие враги, люди, которые принесли ему больше всего вреда, были его отец и мать; что сам его разум был преступлением против него.

Как он может надеяться пережить такого рода стресс? Как она может надеяться на него? В то время, когда Амнион схватит его, они будут единственным разумом, который он знает.

Морн выпрямилась и села вертикально.

Новый вдох.

Еще один.

Грязной рукой она размазала рвоту по лицу, пытаясь стереть ее. Она сама была безумна, в тисках твердой и ирреальной уверенности, которая все понимала и ничего не объясняла. Она не знала, что она сделает, пока не сделает этого.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, она заставила себя подняться на ноги.

Ник приказал Микке отключить интерком Дэвиса; но он ничего не сказал про ее интерком. И он еще не добрался до мостика. Наверняка Морн стояла на коленях в рвоте не так долго, чтобы он успел добраться до мостика.

Покачиваясь, с кружащейся головой, почти слепая, она привалилась к стене и нащупала кнопку, после чего надавила на нее так, словно могла заставить интерком работать одной лишь силой.

Индикаторы зажглись; канал открыт.

Из динамика раздался шорох, глубина слишком сильна для небольшого пространства мостика. Каким-то образом она получила – или ей дали – главный корабль для всего корабля.

Кто-то хотел, чтобы ее услышали.

– Слушайте меня, – прохрипела она, давясь желудочным соком и слюной. – Он собирается отдать им моего сына .

Что им за дело? Большинство из них – может быть, все они – и так знали, что делает Ник. А она была полицейским; она была врагом. На что она еще может надеяться?

Кто мог предоставить ей шанс?

Она воспользовалась им, не пытаясь ничего понять. Твердо и ясно, она вложила все, что у нее оставалось в ее голос.

– Я знаю, почему вы здесь – большая часть. Я знаю, почему вы занимаетесь всем этим. Для кого-то из вас это просто свобода, вольность. Когда ты нелегал, у тебя появляется больше выбора и меньше ограничений. Вы потеряли слишком много, вам многого не хватает. А сейчас вы можете получить то, что хотите.

Она не знала, что сказать. Она была слишком слаба – и ей не хватало красноречия. Чтобы успокоить себя, она представляла, как ее голос достигает всех помещений и кают на корабле, звучит эхом в коридорах. Она представляла, что проповедует.