Стивен Дональдсон - Запретное знание

Пока она не почувствовала силу их взглядов, она не замечала, что у всех четверых оружие.

– Ты уверен, что это необходимо? – спросила Микка Ника. – Они никуда не денутся. Дьявол, они даже не попытаются куда-нибудь деться.

– Действуйте, – буркнул Ник, не поворачивая головы. – Закройте их. Отдельно друг от друга. У меня нет времени заниматься ими прямо сейчас. И отключите их интеркомы. Я не хочу, чтобы они переговаривались.

– Ник!.. – Шок вырвал крик протеста из груди Морн, прежде чем она смогла остановиться.

Микка, Лиете и двое мужчин дружно вытащили духовые пистолеты. Простак скалился так, словно получил персональное разрешение на какое-то особенно гнусное дело.

– Ник… – снова повторила Морн, более осторожно, – не делай этого. Он не может оставаться один прямо сейчас. Позволь мне по крайней мере, поговорить с ним. С ним нужно поговорить. Он до сих пор думает, что он – это я. Если он останется наедине с этой мыслью, он потеряет разум.

– Так и будет, – рявкнул Ник. – Меня не волнует, сколько разумов он потеряет. Тебе не будет позволено говорить с ним, пока я не выясню, почему ты лгала мне. Честно говоря, тебе не будет позволено говорить с ним, пока я не буду уверен, что ты больше не сможешь лгать мне. Если ты не заткнешься и не уберешься отсюда, то заплатишь за это.

Третий оператор наведения осклабился сильнее.

– Ник, – беспокойно сказал Скорц. – Сообщение со Станции Возможного.

Все вокруг замерли.

– Динамики, – приказал Ник, сквозь зубы.

Скорц защелкала клавишами. И мгновенно механический голос сказал:

– Станция Возможного – человеку, предположительно капитану Нику Саккорсо. Приготовьтесь принять эмиссара.

Ник выпрямился.

– Торговля необходима. Предположение свидетельствует, что торговля будет… – мгновение паузы, – деликатной. Эмиссар будет говорить от имени Амниона. Для облегчения торговли он поднимется на корабль в одиночку. Достижение целей может быть достигнуто путем общего удовлетворения требований.

Ник подался вперед.

– Скорц, передавай: «Требуются дополнительные объяснения. Ни один амнионец не поднимется на борт «Каприза капитана», если я буду оставлен в неведении. Каковы требования?»

Второй помощник по связи подчинился и застучал по клавишам слегка дрожащими руками.

Ответ со Станции пришел почти мгновенно.

– Амнион требует обладания новым человеческим отпрыском, находящимся на борту вашего судна.

В этот момент Морн почувствовала, как сердце ее разрывается.

Повернувшись в кресле, Ник взглянул ей в лицо. Его глаза горели злобой и торжеством.

– Скажи им, – сказал он Скорцу, – «Эмиссар будет допущен на борт».

Затем он разразился хохотом, повергнув Морн в еще большую панику.

Сжав кулаки, Дэвис сделал шаг вперед.

И мгновенно Микка направила оружие ему в голову; Лиете ткнул пистолетом ему в живот.

– О, дьявол, – Ник подмигнул Микке, – пусть останутся. Я хочу, чтобы они слышали, что скажет этот «эмиссар». Это будет единственным моим удовольствием за весь день.

Лиете держала свои мысли при себе; но смесь облегчения и страдания исказила черты Микки, когда она опустила оружие.

Горячий, словно лазер, взгляд Ника не оставлял Морн.

– Меня не слишком интересует, чтобы ты сказала правду, – сказал он тихо, почти нежно. Его губы были поджаты. – Я предпочитаю месть. Что-то подсказывает мне, что ты скоро узнаешь, что значит лгать мне.

Единственное, что удерживало ее от того, чтобы броситься на Ника и попытаться выцарапать ему глаза, был полный тупого, отчаянного ужаса взгляд Дэвиса.

Амнион требует …

Третий оператор наведения был разочарован; он любил насилие так же, как и уничтожение, и хотел овладеть Морн. Но Пастиль был достаточно умен, чтобы увидеть новые возможности для мучений. Он беззвучно улыбнулся, словно слабое эхо Ника, обнажая желтые зубы.

Никто кроме Ника не смотрел на Морн.

… требует обладания …

В голосе Лиете прибавилось напряжение, когда она отпускала с мостика Пастиля и Простака. Они подчинились, по дороге отдав свое оружие Микке. Лиете тоже отошла в сторону, отделяясь таким образом от Морн и Дэвиса – а может быть, от Ника и Микки.

Микка спрятала оба пистолета в шкаф для оружия. Так же как и Лиете, она продолжала держать свое оружие наизготовку.

Скорц сосредоточил все свое внимание на пульте связи. Пармут изучала Дэвиса; подсознательно она на дюйм расстегнула скафандр. Рансум, второй рулевой, сделала представление пробуя свое место, а ее руки трепетали, словно листы бумаги на ветру. Человек на системе наведения, Карстер, смотрел в затылок Нику. Оставшись без работы, второй оператор скана сидел в позе медитации – руки сложены на коленях, глаза закрыты.

Вектор тоже закрыл глаза; мускулы его лица расслабились. Без флегматичной улыбки его лицо потеряло свою округлость, выпятились острые скулы.

– … обладания новым человеческим отпрыском …

Игнорируя Ника, Морн сказала своему сыну:

– Держись. – Ее горло работало конвульсивно, выдавливая из себя слова. – Я с тобой. Он просто угрожает, чтобы запугать тебя. Он хочет наказать тебя за то, что ты не его сын.

– Проверь, – резко вмешался Ник.

Морн стала между ним и Дэвисом; она повернулась к Нику спиной, нацелив всю свою способность убеждать исключительно на Дэвиса.

– Он не может причинить тебе боли, не причиняя боли мне. А мне он не может причинить боли, не причиняя боли себе.

– Если ты веришь в это… – ярость гремела в голосе Ника, – ты еще более больна чем я думал.

– Я его любовница, – продолжала она говорить Дэвису, – лучшая любовница, какая у него когда-нибудь была. Он полностью потеряет меня, если причинит тебе боль. Он тогда окончательно потеряет меня. Он всегда может убить меня, но он никогда не заставит меня снова делать то, что он хочет.

– Ты лгала мне! – закричал Ник.

Морн едва не повернулась к нему; едва не ответила: «Ты, сукин сын, я никогда не говорила тебе правды, никогда и ни о чем».

– … требует обладания … – Она была готова отвести злобу Ника от сына; ее решимости хватило бы, чтобы согласиться на любой риск…

Но когда она глядела на Дэвиса, то сдерживалась.

Когда она смотрела на него, сходство с Ангусом становилось все более разительным. Увеличенное страхом и непониманием, он, казалось, наследует черты отца по своей воле. Цвет его глаз был другим, но их разрез как у свиньи напоминал Ангуса в чистом виде; и темнота за ними, бесконечный ужас, в точности напоминал старый заскорузлый страх, который заставлял Ангуса быть жестоким.

Она продала свою душу за шизо-имплантат в попытке пережить последствия этой жестокости. Когда она видела перед собой отражение Ангуса, ее сердце разрывалось и в нем уже не оставалось места для пульса, для крови.