Тихон Тверез - Сеть сознаний

На экране мелькнул логотип космического агентства, и тихий голос спросил, готовы ли принять сообщение. Гарик ответил утвердительно, и вскоре взору открылась маленькая рубка с двумя креслами в центре, пока пустая. Так бывало всегда, когда приходили редкие пакеты данных. Потом картинка изменилась и на экране возникли два улыбающихся лица. Теперь для Гарика не существовало никакого мира за пределами этого маленького экрана, и никакая инфокапсула не смогла бы настолько погрузить в псевдореальность и занять все его существо так, как это делало короткое приветствие простого инфопотока с простой настольной умки.

* * *

– А что такое реальность, Райн?

– Реальность – это когда ты зовешь меня по имени, а я осознаю себя тем, кого ты зовешь. И осознаю глубоко, гораздо глубже, чем мы можем себе представить. Реальность – это осознание себя как живого существа со всеми его возможностями и ограничениями.

– А мы реальны, Райн?

– Наверное. Понимаешь, Ку, фогги не такие, как люди. Наша реальность – это ощущение себя частью своей расы, частью нашей планеты-дома. А если мы предаем ее, потеряв свое тело, не влив его в собственный дом, как сделал я, мы уже не можем считать себя реальным. Ведь где бы фогги не закончил свой жизненный путь, наш энергоряд возвращается домой и остается там, пока жива планета.

– Но ведь ты не хотел этого, это решили за тебя. Ведь твое осознание создавало нужную тебе и планете реальность. Просто ты был ранен и не смог достичь цели.

– Значит, недостаточно хотел, точнее, не понимал, что я хочу и какие могут быть последствия. Но дослушай, – маленький светло-желтый туманный сгусток заколыхался, казалось, устраиваясь поудобнее в огромном и пустом без конца и без края во все стороны сероватом пространстве. Сгусток побольше – иссиня-розовый – тоже колыхнулся, продолжая говорить.

– Все, чем я живу и ты тоже, – это воспоминания. И они реальны для меня, это мой энергоряд и, кроме этого, есть еще и надежда, что когда-нибудь я вернусь к своей планете. Тот, кто поместил нас сюда, спасая, обещал мне, что такое возможно. Не скажу, что я в это верю, слишком маленький шанс, что все получится, но надежда многое дает моему энергоряду, понимаешь?

– Да, ты сам себя лечишь и спасаешь. Но все-таки, что такое реальность?

– Ты спрашиваешь, реальны ли наши надежды и воспоминания? Или реальны ли мы, живя надеждами и воспоминаниями?

– Да. Только у меня нет никаких воспоминаний, кроме какого-то света, если это, конечно, свет, и боли, если это, конечно, боль. Я даже не знаю, то, что я ощущаю здесь, можно ли считать воспоминаниями.

– Можно, Ку. Воспоминания – это движение сознания времени, а мы это испытываем, ведь так? Хотя ты ставишь, как всегда, меня в тупик своими вопросами. Я и сам не знаю, реальны ли наши воспоминания о времени, проведенном здесь, но моя прошлая жизнь реальна – в этом уж я уверен. Я чувствую, ты улыбаешься?

– Да, улыбаться я уже научилась … или научился… нет все-таки научилась. Я долго думала над тем, кто я могла бы быть, точнее, кем родится, и думаю, что все-таки женщиной.

– Ну, давай об этом потом поговорим, я хочу договорить про реальность. Хотя вот она реальность: ты определяешь, кто ты, и действуешь сообразно с этим. Но послушай, – иссиня-розовый сгусток тумана побольше чуть сместился в сторону. – Мы создаем свою реальность, но не просто создаем – мы находим подтверждение ей именно в себе, в своем энергоряде и еще в чем-то, что нас создает, что создало наш энергоряд. Я не знаю, что это, но это есть. Это какая-то сила, энергия, позволяющая нам рождаться и существовать.

– А где сейчас эта сила?

– Везде. Ее проявления есть везде, и мы их видим и ощущаем всегда. Это… это… Вот ты видишь меня тут постоянно и иногда просто не замечаешь меня, значит, я и есть проявление той силы.

– Я поняла, ты смеешься.

– Отчасти. Эта сила, назовем ее, например, возможностью, поместила нас сюда и, надеюсь, когда-то освободит. Но я о другом. Мы просто не замечаем этой силы, как люди говорят, не видим того, что перед глазами.

– Я вижу, что нам нужно полетать. Райн, теперь я хочу вон туда, – маленький сгусток метнулся в сторону.

– Ладно, полетели, – сгусток побольше присоединился к меньшому и полетел рядом. – Правда, куда бы не летели, мы все равно окажемся здесь, на этом самом месте.

– Я знаю. Но ведь летать – это приятно. Ощущения создают реальность, и реальность создает ощущения.

– Это так. Мир вокруг и замкнут, и бесконечен. Я могу отлететь в сторону, только пока тебя вижу или ощущаю. Как только ты исчезнешь, я сразу окажусь рядом с тобой. Но вместе мы можем лететь долго, обманывая эту реальность.

– Тогда полетели! – Маленький сгусток рванулся вперед, чуть растворяясь в сероватой мгле. – Догоняй!

* * *

– Догоняй! – мелькнувшая мимо Гарика, разминающегося около беговой дорожки, убегающая девушка тряхнула тремя мелкими косичками и исчезла среди других бегущих – только ветром дунуло. Гарик улыбнулся и тоже рванул вдогонку, но, не добежав, свернул на малый полукруг с одинаковой высоты препятствиями – прыжковыми барьерами. Дорожка под ногами чуть изменила оттенок – диспетчер-автомат спортзала сообщал о недостаточной подготовленности бегуна, на что Гарик никак не отреагировал, совершая прыжки и продолжая увеличивать скорость. Наконец, сбив пару барьеров, на что дорожка окрасилась в красный цвет, свернул на наклонную, но сразу поднимающуюся горкой трассу – бежать по импровизированным холмам было приятнее.

Задорную девчонку с косичками уже не было видно, и Гарик, восстанавливая дыхание, с высоты небольшого холма оглядел спортзал. Народу было немного, преимущественно в тренажерном секторе в центре огромного зала и, – тут Гарик усмехнулся, – почти все с аурой инфосфер на головах – все-таки это не просто спорткомплекс, а спортивный зал главного университета. Сквозь прозрачные стены почти круглого зала, причудливо изменяющийся в оттенках освещения нескольких уровней, был виден окружающий ландшафт планеты-спутника, волею человека оставленный здесь в своем первозданном виде: массивная серая стена кратера вдали и близко – полузасыпанные пылевыми барханами скальные отроги и местами поля причудливо нагроможденных камней. Работающие в комплексах университета люди были мудрые, опытные и понимали, что говорить о первозданности космоса смешно – за лунную экспансию ландшафт изменился везде до неузнаваемости, но взирали на пейзаж всегда с чувством первопроходца, ступившего на нетронутые территории и даже с какой-то гордостью.

Строения главного университета Скопы раскинулись широко и вплоть до настоящего времени расширяли территорию за счет старых нерабочих комплексов добывающей и перерабатывающей промышленности или даже за счет административных и жилых построек. Гарик увеличил зрительные возможности личной ауры инфопотока и рассматривал происходящее у далеких отвесных стен кратера – там строился еще один вытянутый комплекс-зал, наверное, для студенческих аудиторий. Понимая происходящее повсеместно повальное увлечение возможностями университета, активно принимающего в свои ряды новых абитуриентов, усмехнулся. Дело было не в повальной тяге к знаниям или банальной моде. И даже не в привычной за последнее время уже поднадоевшей ментальной рекламе всего и вся. И не в стремлении сталь лучше и умнее, развивать себя, расширить возможности, сделать карьеру и добиться каких-то результатов для себя или для всей Скопы. Все объяснялось довольно просто и одним словом – «Сеть».