Леа Рэд - Цветы в Пустоте. Книга 1

Пустые, как у машины, ничего не выражающие голубые глаза, ставшие из пронзительно-лазурных почти бесцветными, не давали Аргзе насладиться зрелищем.

Безусловно, Лиам, соблазнительно облизывающий губы – себе и ему, Лиам, сам подающийся бедрами навстречу, когда он опрокинул его на кровать и приступил от прелюдии к делу, Лиам, стонущий какие-то пошлости томным от хорошо разыгрываемой страсти голосом, – такой Лиам был просто мечтой. Но это был не его Лиам, это был какой-то неживой робот, занявший его место. Конрад, конечно же, не обращал внимания на эти стеклянные глаза, ему требовалось только услужливое, умеющее правильно себя подать тело. А Аргзе – Аргзе нужен был отклик. Зачем – он не знал и сам, и знать, честно говоря, не хотел, но он вдруг очень ясно понял: ему хотелось бы, чтобы Лиам делал все это по доброй воле, сам. Или добровольно, или лучше никак, потому что так было… неправильно. Аргзе нужен был только его Лиам, настоящий – извечно смущающийся, робкий, вовремя и невовремя вставляющий какие-то заумные комментарии, застенчивый, прямо как девчонка, путающийся в собственных желаниях и эмоциях, парадоксально гордый – хотя со стороны это не так заметно – и непременно серьезный, даже в постели. Потому что именно эти качества в основном определяли выбор Аргзы все последние годы в вопросе «кого привести в спальню».

Конрад исчез из его сознания, как всегда, резко и без предупреждения. Когда Аргза понял, что снова может контролировать свое тело, он уже лежал на обессиленном Лиаме, основательно придавливая его своим весом, и восстанавливал дыхание.

– Вы… наблюдали за этим, сир? – спросил тот хрипло, тоже явно ощутив его присутствие.

– Не поверишь, но у меня не было выбора. Да, наблюдал.

Сильвенио осторожно выбрался из-под него, и Аргза увидел, что спина у него вся исцарапана, а плечи – снова искусаны. Хорошо хоть, на этот раз обошлось без лесок и когтей.

– И как? Вам понравилось… представление?

Аргза внимательно посмотрел на него – тон Лиама еще никогда не был так близок к истерическому. Но глаза его были по-прежнему пусты и бесцветны.

– Честно говоря, не очень. Ты здорово переигрывал.

– Прошу прощения, милорд, я постараюсь лучше в следующий раз. Могу я уйти сейчас к себе?

Аргза удивился и хотел было поинтересоваться, зачем ему идти к себе, если можно переночевать и тут, но вовремя сообразил кое-что и только кивнул, разрешая. В конце концов, Лиам не заслужил сейчас еще одного унижения – а его было не избежать, если бы Аргза приказал ему остаться, потому что глаза у него были очень подозрительно сухие, а лицо – подозрительно спокойным. Аргза знал, что последует за этим спокойствием.

Он немного полежал еще с четверть часа после того, как Лиам, одевшись, ушел. А потом встал, натянул штаны и отправился в дальний коридор, ведущий к комнате первого помощника.

Ожидаемые им всхлипывающие звуки он услышал еще на подходе к двери. Звуки были отчаянные, протяжные, и Аргза без труда представил себе Сильвенио, сжавшегося на полу возле своей кровати в комок и закрывающего себе рот руками, чтобы не разбудить своими рыданиями уставших за день рабочих. Сильвенио думал, что никто не знает об этой его привычке выплакиваться после чего-нибудь особенно ужасного у себя в комнате, и даже Джерри с тех пор, как Лиам принял к сведению тот совет Хенны, никогда не видел ни единой слезинки друга. Но Аргза знал, Аргза слышал , как тот плачет, – в основном благодаря пресловутому мысленному каналу, натянутому между ними: бессвязные отголоски его рыданий эхом отдавались у пирата в сознании. До сих пор он успешно делал вид, что ничего не замечает, справедливо полагая, что Сильвенио, верный своему убеждению не плакать при чужих, совершенно не обрадуется, если узнает о его осведомленности.

– Лиам. Открой дверь.

Зачем он нарушил данное себе негласное обещание не вмешиваться и пришел к нему на этот раз – было неясно и ему самому. Но какие-то дремучие инстинкты подсказывали: в последнее время на Лиама обрушилось слишком уж много наказаний, и если ничего не предпринять сейчас – тот сорвется окончательно. Сломается, не выдержав, или окончательно от него отдалится, сросшись со своей новой маской выполняющего любые прихоти робота с потухшим взглядом. Аргза не хотел ни того ни другого.

– Я… я хочу побыть один, сир… – раздалось с той стороны двери приглушенно. – Можно?

– Нет. Нельзя. Открывай.

– Я выйду к вам позже… через пять минут, милорд. Да, через пять минут…

Конечно же, он ни в какую не собирался показывать Аргзе свои слезы. Пират сильно сомневался, что после таких истерических рыданий тот сможет успокоиться за пять минут, но сделал вид, что поверил:

– Ну, хорошо. Жду в кабине.

И нарочно тяжело зашагал по коридору, чтобы тот понял: он уходит. Но, свернув за ближайшим поворотом, сразу же использовал Темную технику и шагнул из коридора прямиком в комнату помощника.

Он вышел из сомкнувшегося за спиной воздуха как раз в тот момент, когда Сильвенио, поднявшись с пола, подошел к двери, неуверенно вслушиваясь – видимо, чтобы удостовериться, что Аргза не поджидает его за дверью. Услышав за спиной движение, он резко развернулся, коротко вскрикнул и попытался хотя бы заслонить лицо руками, но Аргза вовремя поймал его запястья и развел его руки в стороны, крепко удерживая. Сильвенио беспомощно затрепыхался, вертя головой и ища хоть какого-то укрытия, а затем вдруг обреченно затих и посмотрел на него, тихо всхлипывая. По лицу у него безостановочно катились слезы, и в этот момент он казался Аргзе как никогда живым и красивым, несмотря на покрасневший нос. Особенно же красивыми у него были сейчас глаза: большие, чуть раскосые, безмерно выразительные, ярко-синие – именно такие глаза, какие нравились Аргзе в нем больше всего.

– Ладно, – вздохнул пират, успокаивающе ему улыбнувшись. – Что тебе понадобится, чтобы влезть в мой мозг и убрать оттуда всяческих незваных гостей?

Сильвенио так удивился, что даже всхлипывать перестал. Аргза медленно отпустил его руки, и тот больше не стал закрываться. Только хлопал смешно своими глазенками и машинально слизывал соленую влагу с раскрасневшихся губ.

– Мне понадобится день в вашей библиотеке и ваше согласие…

– Хорошо. У тебя есть день и есть мое согласие. Что-то еще?

– Нет… нет, сир. Этого достаточно. Могу я спросить… почему вы передумали?

Аргза задумчиво провел большим пальцем по его губам, стирая с них слезы. В самом деле, почему он решил подпустить этого мальчишку еще ближе, ближе, чем подпускал кого-либо, в собственный разум? Почему ему не нравится, когда это создание плачет? Почему ему важно, чтобы он наконец перестал видеть в нем врага? Аргза не знал ответов на эти вопросы – собственно, ему было плевать. Он не привык размышлять над причинами своих поступков и действовал импульсивно, потому что был уверен: если ему чего-то хочется – значит, надо это исполнить любой ценой.