Наталья Мар - Либеллофобия

– Гражданским сказано сидеть по жилблокам! – старший оттеснил меня подальше от двери. – Шляться запрещено до рассвета.

– Меня вызвал эвакуратор Гу. Иду в мастерскую.

Враньё далось легко. К тому же напарник меня узнал:

– Это любимица майорши, ну, та, которая чинила хват.

– Ладно, проводи. Как закончит, запри в бойлерной, и чтоб не отсвечивала тут.

К счастью, Гу не оказалось в мастерской. Рядом с компьютером лежал мой плеер. За несколько вечеров здесь я почти довела его до ума, а раз так, пусть послужит разведке. Я вставила штекер наушника в гнездо микрофона. С накладки наушников пришлось соскрести пластик, чтобы повысить чувствительность мембраны диафрагмы. Патрульный всё это время скучал у порога.

– А что, тот эзер из корабля, он мертвый был? – спросила как бы между прочим.

– Тебе-то чего? – напрягся солдат.

– Да просто. Забавно: мёртвая смерть. Как их кости двигаются без мышц?

– Дура, что ли? Это их скафандры, броня.

– Понятно. А как они выглядят на самом деле?

– Как-как!.. – он занервничал. – Все покрыты хитином и слизью, вместо пасти жвала, глаза навыкате. Ты всё, что ли? Пошли уже.

Я нажала кнопку записи. Плеер отправился в карман, а наушник – в рукав.

– А ты сам его видел? Папа говорит, они – как мы.

– Дура, что ли? Как они могут быть, как мы, если они – насекомые, а мы… ой, всё. Иди, не отставай.

В коридоре солдат обогнал меня и пошел нарочито бодро, не оборачиваясь. Нужный эффект был достигнут, и я свободно вытряхнула наушник из рукава в ладонь. Возле медблока приложила его к стене и катила, не отрывая. Плеер вёл запись сигнала с высокочувствительного микрофона. Симфония близилась к торжественному финалу.

В бойлерной все уже спали. В укромном уголке я поменяла разъём наушника и поставила на воспроизведение. Запись прерывалась музыкой и шуршанием мембраны по металлу, но кое-что удалось разобрать:

« – …здесь так долго?

Эзер отвечал тихо. Переводчиком был папа, и повезло, что он находился у стены:

– Они собираются лететь к Урьюи. Через три месяца.

– Спроси, они что, сумасшедшие (здесь Хлой ввернула несколько развязный эпитет)? Им не хватило, как их в прошлый раз отделали?»

Папа заговорил, но тут запись стала неразборчивой: стена пошла шершавая. Почти минуту в ухе только скрежетало, трещало и свистело. А в медблоке прозвучало что-то критически важное. Потому что ответ эзера всполошил наших.

« – Значит, прибор существует, Лау? – воскликнула майор. – Если так, …ш-ш-ш… уничтожить, пока он до него не добрался!

– Уже нельзя! Успокойтесь… Ему не найти остальные части.

– Эй! – позвала кого-то Хлой. – Кончай таракана. Тихо только.»

Послышались удары, стоны, и меня замутило. Там убивали пленника. Они не стреляли, чтобы не привлечь внимания гражданских. Забивали, душили. Прямо там, пока я шла мимо!

Вспомнилось, как раньше – я была ещё маленькой – папа относил живность за сарай. На забой. В одной руке саранча, в другой тесак. А я закрывалась в доме, затыкала уши и думала: вот он положил её на верстак. Вот перехватил поудобнее. Вот пригладил, чтобы успокоить. Вот замахнулся… Самое главное было – открыть уши, только когда прекратятся удары тесака. Я была глупая. Я думала, всё живое чувствует, думает одинаково.

«Так-ему-и-надо-так-ему-и-надо-так-ему-и-надо», – шептала укушенными до крови губами.

Это война. Он враг и злодей, рабовладелец и кровосос. Он летел убивать, или пытать, или похитить нашу семью. Или он, или мы! Да и всё уже, верно, кончено.

Перед глазами застыл утренний мертвец в небе. Мёртвая саранча. Господи, я ведь шла мимо, когда его… А что, если бы узнала тогда? Ну, что? Кинулась бы тарабанить в запертую дверь?

Это был плохой вопрос.

Позже, миллион раз взвесив за и против, я рассказала всё родителям. Под напором маминых карих глаз папа шёпотом выдавливал признания:

– Эзеры узнали о приборе год назад. И с тех пор выведывали, шпионили и охотились за ним.

– Что это такое – Тритеофрен? – спросила я.

– Он управляет тремя силами: электромагнетизмом, ядерным синтезом и распадом. Магнитные поля на Урьюи используют для связи, в быту и в промышленности. Наши электростанции в основном работают на синтезе, а оборона – на распаде.

– Знаю. Ядерное оружие.

– Да. Тритеофрен тормозит или останавливает эти процессы, где и когда нужно, чтобы предотвратить катастрофы, провести ремонтные или другие работы. Это критически важный прибор для целой планеты. Если он попадёт в руки захватчиков… Они используют его против нас, чтобы оставить Урьюи без связи, без энергии. И без защиты.

– Поэтому тебя сослали на Кармин? – догадалась мама.

– Да. В правительстве нашли самую глухую дыру и поручили мне спрятать Тритеофрен.

Мама сверлила его взглядом.

– Не понимаю, Уитмас… Почему же, если они знали, что за прибором охотятся, его просто не уничтожили?

– Никто ведь и помыслить не мог, что эзеры так близко! Тритеофрен – ценная, уникальная, баснословно дорогая технология. Нет, я… задавал им тот же вопрос, Амайя. Правительство наотрез отказалось избавиться от прибора.

– Но зачем эзерам Тритеофрен? – удивилась я. – Почему они не могут напасть с гидриллиевыми эмиттерами, как на Кармин?

Отец дернул плечами:

– Мы бы отбили нападение ещё на подступах. Но на это раз им не нужны рабы. То есть, не просто рабы. Они хотят отобрать у нас планету! Поселиться на Урьюи, как у себя дома, а пауков держать, будто скот какой-нибудь. Для крови, еды и тяжёлой работы. А жить в аду, какой они тут устроили, им не хочется.

Никому не хотелось жить в аду. Даже этим тварям, подумать только. Я покосилась на плеер:

– И этот эзер, которого вы сбили, сказал, что насекомые напали на твой след?

– Да. Он назвал моё имя.

– Но как? – взорвалась мама. – Ведь ты говорил, как её… Альда Хокс – бездарь!

– Ей на помощь прислали перквизитора. Сыщика. И он очень шустёр.

– Значит, прибор наконец можно уничтожить?

– Диспетчерам бун-штаба удалось пробиться сквозь лёд и связаться с Урьюи. Жанабель взяла тайм-аут на семьдесят часов. Она будто бы согласна, чтобы я уничтожил свою часть, но ей нужны резолюции…

– Свою часть?

– Я разделил его. У меня только треть – диалифрен, управляющий распадом. И вы не должны его видеть, ничего не должны знать, понимаете? Я зеркальный маг, они не смогут меня запытать. А по частям Тритеофрен не так опасен. Амайя, никакой перквизитор никогда его не найдёт.

– Почему ты так уверен, чёрт возьми!

– Потому что! Я знаю, что говорю, – побагровел папа и оглянулся, не разбудили ли мы соседей. – Им не достанется прибор целиком. Это обусловлено особенностью планеты, в конце концов. Кармин выбрали не просто так. В правительстве тоже не дураки, мы всё продумали заранее.