Дарио Тонани - Хроники ржавчины и песка

– Ладно, придется еще подождать.

Он посветил на циферблат часов и прислонился к стене коридора, так, что свет фонарика конусом падал на штанину брюк, сапоги и залитый маслом пол:

– Если я рассчитал правильно, то он разрешит посадку через четыре минуты. Сомневаюсь, что мы успеем дойти до противоположного выхода и добраться до следующего отсека.

Виктор молча кивнул, и Гарраско выключил фонарик. Все погрузилось в темноту.

– Ты когда-нибудь бывал в пневмошарнирах?

Грохот перестал быть таким оглушительным – значит, внутри происходит трансформация. Инфраструктура, наружная обшивка, машинное отделение, каюты уже были виртуально на своих местах, готовые переместиться туда и в реальности. Оставались не менее важные мелочи: установка фланцев и муфт, лужение. Потом начнется третья фаза, большая часть которой будет происходить уже с потерпевшими кораблекрушение на борту, в течение трех часов после отделения от корабля. Именно это имел в виду Гарраско, говоря о том, что температура снизится. Воду, например, можно пить только через пять часов после посадки. Если, конечно, его знания в этом вопросе еще не устарели.

В Академии о теории пневмошарниров говорили туманно: объясняли, что это настоящее чудо механики и конструирования, требующее точнейших расчетов и выполнения («ювелирная работа», по словам преподавателей), однако не касались их преимуществ как модулей для выживания, способных стать автономными, если из-за кораблекрушения отпадет необходимость служить судну на колесах – помогать ему при поворотах и движении по пересеченной местности. Эти недомолвки привели к тому, что в рядах курсантов процветали легенды об опасности пневмошарниров. Якобы однажды в порт на одном таком добрались лишь полдюжины человек. Трое из которых были чудовищно изувечены. Однако все знали: хоть война и продолжается, кораблекрушения происходят редко, на большинстве грузовых и пассажирских судов нет пневмошарниров, а эти шестеро выживших, прежде чем добраться до цивилизации, провели в пути целых шестьдесят пять дней, преодолев почти восемьсот миль.

– Хочешь знать, бывал ли я когда-нибудь в пневмошарнире? – Губы Гарраско тронула горькая усмешка. – Да, в Академии один отсоединили от материнского модуля. Мы четыре недели слушали на нем лекции и написали два экзамена. Но тот пневмошарнир был почти мертв… Отравители из Гильдии постарались, чтобы он стал безобидным.

– То есть ничего не работало?

– Нет, – хмыкнул Гарраско. – Там были масло, пластичная смазка и все остальное, но если ты хотел посмотреть, как работают шкивы, ролики и шестеренки, то самому приходилось их крутить. – Он включил фонарик, чтобы проверить время. Бросил взгляд на циферблат, и свет сразу же окончательно погас. До того как дверь с таймером откроется, оставалось чуть больше полутора минут. Если, конечно, пневмошарниры не сломались из-за падения давления на Робредо. Гарраско швырнул фонарик на пол и продолжил: – Помню, я как-то спросил инструктора, какой яд дали пневмошарниру, чтобы его обезвредить. Но ответа не получил. Потом еще десяток раз пытался выяснить это у преподавателей и офицеров, пока, наконец, кто-то не сказал, что его просто погрузили в сон ; они рассчитывают, что ему вернут функциональность, вмонтировав в военное судно, которое строят на верфи в Мехаратте.

– Погрузили в сон?

– Именно. Думаю, речь шла об анестезии . Мне всегда казалось, что пневмошарниры – нечто большее, чем просто служебные механизмы или аварийные модули. – Гарраско протянул руку, чтобы нащупать в темноте стальную переборку. – Пора.

– Ты готов?

– Да. Ты тоже? – Он ухватился за рукоятку и почувствовал, что она начала поворачиваться без малейшего сопротивления. – Мы сейчас войдем внутрь, а выберемся отсюда только в первом порту, ты это понимаешь? Может, через год.

Во мраке коридора Гарраско услышал, как Виктор сглотнул, и распахнул люк, толкнув его плечом. Этот люк отделял их от пневмошарнира № 1. Вспомогательного элемента Робредо.

Правда в том, что мы чувствуем себя пленниками. В смысле, не потерпевшими кораблекрушение, а именно пленниками. Вроде бы нам ничего не угрожает. Но здесь куча нестыковок. Например, Кардаником невозможно управлять вручную. И потом, везде столько масла и ржавчины… вряд ли все механизмы до сих пор работают. Не говоря уж о том, как тут воняет. Воздух спертый, затхлый, а из-за того, что тут тепло и много пара, вонь становится просто невыносимой. Надеюсь, Виктор не совсем профан в механике. Мне нужно, чтобы он отключил эту проклятую пианолу с музыкальными цилиндрами.

Горячий розоватый пар окутал их потные лица, смешиваясь с запахом спертого воздуха и смазочного масла. Когда глаза привыкли к белесой пелене, на сером фоне переборки стали видны огромные алые буквы. Вспомогательный элемент Робредо. И буквы поменьше, появившиеся на панели, которую выдвинули два небольших рычага:

Модуль для выживания

номер 1, класс T9Y, 2 места.

Верфь Xtax’X, дата не указана.

АКТИВЕН. Приятного пребывания на борту.

Температура воздуха – 27 градусов по Цельсию (снижается).

Вода станет питьевой не раньше чем через 5 часов после посадки.

Туалетом можно пользоваться через 45 минут.

Слова написаны обычным лаком, который блестел от пара. В пневмошарнире наверняка градусов на десять жарче, чем здесь утверждалось. Страж песков и его помощник справедливо сомневались в достоверности и всей остальной информации.

Переглянувшись, они бок о бок двинулись вперед. Все поверхности, казалось, сделаны из сплава, по цвету очень напоминающего латунь; тусклые хромированные детали покрыты тончайшим слоем конденсата. На потолке – лабиринт из труб и муфт. Этот пневмошарнир был новым и использовался раньше только для обслуживания обычного отсека – помогал кораблю наклоняться, чтобы тот без проблем преодолевал подъемы и повороты, – но ржавчина уже оставила на нем следы. Из первоначальной геометрии не сохранилось ничего или почти ничего. Переборки поменяли свое место – откатились в стороны по рельсам или поднялись с помощью зубчатых шестеренок, видневшихся повсюду, даже на самых маленьких деталях. Внутренняя обстановка пневмошарнира была заметно усовершенствована с помощью приводных ремней и вращающихся осей. Казалось, здесь нет ничего, что нельзя передвинуть, поднять, опустить, наклонить или повернуть на сто восемьдесят градусов. Однако, если в пневмошарнире есть разумная жизнь – а вряд ли было иначе, – она могла существовать в форме любого предмета и механизма, предназначенного для перемещения поверхностей и мобильных перегородок. Цель этого первого, поверхностного осмотра, заключалась как раз в том, чтобы выяснить, кто или что управляет маховиками, валами и вращающимися осями, шестеренками, муфтами и зубчатыми ремнями.