Лисса Мун - Изменяя космос

– Я Лика, – обиженно повторила капитану и его помощнику. – Студентка.

Алеред разрешил мне выходить из своей каюты. Теперь сенсор срабатывал на прикосновения снаружи и изнутри. Но перемещения ограничивались жилым сектором и гидропонным отсеком, которые располагались на одном этаже. Лифты меня не слушались. Но я и так была рада. Пока что.

После процедуры нейролингвистического программирования я проспала двадцать восемь часов. Оказалось, мозгу нужен был отдых, время на перестройку и перезагрузку. А теперь необходима калибровка путем общения на новом языке с его носителями.

В ближайшие двое суток капитан собирался пополнить запасы продовольствия. Корабль летел к орбитальной станции около аграрной планеты Кобо. Установка по выращиванию зелени обеспечивала рацион скороспелыми культурами, но не могла производить злаки и фруктовые деревья. Да и мясо синтезировать не умела. С водой и воздухом, как я поняла, все было намного проще.

А вот после вылазки Алеред пообещал со мной окончательно разобраться. И, надеюсь, это была не угроза.

Я наблюдала в иллюминатор своей каюты, как наши шаттлы причаливали к торговой станции. Она отблескивала в лучах оранжевого карлика и казалась очень гостеприимной. Состоящая словно из бочонков и колбочек, скрепленных узкими канатиками переходов, конструкция имела невероятные размеры. А вот Кобо на ее фоне казалась не слишком крупной, но зеленой, повсеместно окутанной облаками с рваными прорехами.

Разве могла я раньше вообразить, что взаправду окажусь на орбите далекой живой планеты? Вряд ли. А теперь, сидя на межзвездном судне у окна, мечтала попасть на поверхность. Безумное любопытство грызло изнутри. Более того, во мне зарождалась волна энтузиазма к новым открытиям! Я ведь до сих пор ничего не знала о том, все ли обитаемые планеты заселены людьми. Есть ли другие гуманоиды? Да и иные расы? Неплохо было бы заполучить доступ к какому-нибудь галактическому аналогу интернета. Окрыленная желанием все знать, я оторвалась от созерцания высадки и отправилась на поиски кухни. Алеред разрешил посещать столовую. А повара народ обычно разговорчивый, ибо занятие у них довольно однообразное.

Я не знала, сколько людей вез корабль. И был ли он пассажирским или грузовым. Но получила возможность постепенно во всем разобраться.

Заблудиться я не могла, так как форма тора решала эту проблему широким кольцевым коридором в центре каждого уровня. Тем не менее, приметила крупнолистное вариегатное растение рядом с дверью своей каюты, чтобы случайно не вломиться в чужую.

Просторный зал с тансегрити-столиками и странными стульями на одной единственной ножке, расширяющейся к полу, нашелся в противоположном секторе неподалеку от гидропоники. Я начала понимать не только речь на слух, но и буквы, и цифры. Над открытыми дверями отсека значились звездная дата и корабельное время. Я сделала пометку в земной смартфон, чтобы потом рассчитать разницу и не запутаться. Ведь сознанию проще было ориентироваться по-старому. Глядя на свой гаджет, я точно понимала сколько дней и месяцев прошло с моего отлета.

Кухня промелькнула за следующими дверями, которые отворились автоматически без рукоприкладства. Я опасливо вытянула шею, разглядывая пространство. В конце концов, понятия не имела, можно ли просто так туда ворваться. К тому же, никогда особой коммуникабельностью не отличалась. Но пока мялась на пороге, меня заметили и окликнули.

– Я ищу Весту, – ляпнула первое, что пришло в голову.

Удивительно, как без специальных усилий сами произносились новые слова.

– Проходи, она скоро будет, – разрешил светлоглазый повар средних лет с пшеничными волосами. – Я Хелир.

Представилась в ответ, заплывая в кухню, одновременно с этим понимая, что все их имена имели значение. Как и у нас на Земле многие были древними словами и родители часто, выбирая как назвать чадо, искали перевод и скрытый смысл. Тут же мозг сразу подсказал, что Хелир это радостный и счастливый. Верус – истинный. Веста – домашний очаг. Алеред – человек, слышащий сокрытых существ. О чем бы это могло быть у развитой звездной цивилизации? А я решила и свое имя произнести мысленно и получила ответ. Лика – приносящая весть. Странно вообще, что в их языке оно отозвалось смыслом.

Пока я витала в облаках, Хелир усадил меня за стол и принес кружку с горячим настоем из листьев и ягод. Я поблагодарила его, но повар устроился напротив и пристально уставился мне в глаза. Похоже, это у них тут в порядке вещей. Ведь все, с кем мне довелось общаться на корабле, не постеснялись открыто порассматривать мое глазное дно. Впрочем, возможно, привычка робко уткнуться взором в пол чисто земной недостаток?

– Расскажете, что там? – нетерпеливо решила прояснить сей вопрос.

– То, о чем шепчутся, – пространно усмехнулся Хелир.

– А Вы умеете держать интригу, – улыбнулась, отхлебывая сладковатый терпкий напиток. – Но я тут совсем никого не знаю и плохо ориентируюсь. Если Вас не затруднит, можно и более конкретно и прямолинейно.

– Вас? Я один, – подмигнул Хелир, жаль мне не подшили знание этикета. – Твои глаза одновременно говорят и прячут. В них жидкий огонь, из которого или рождается новое, или он сжигает все на своем пути. Когда встречаешь подобную радужку, сложно удержаться от созерцания. Обычно, такие как ты привычны к вниманию. Если смутил тебя, Лика, приношу свои извинения.

– Такие, как я, – повторила задумчиво и изобразила улыбку, хотя ничего не поняла. – Там откуда я родом вообще мало интересовались этим.

И вот даже как художник, всегда думала, что поэты, восхваляя красоту чьих-либо глаз, имели ввиду форму и разрез. Мои обыкновенны серые в темную точку всегда казались неинтересными.

Но стоило мне поразмыслить, как подсознание подкинуло забытое воспоминание. На первом курсе мы сидели на семинаре по начертательной геометрии. Сзади Пашка и его друг Мирослав. Парни тыкали меня ручкой в бок, а когда я поворачивалась, заявляли, что у меня особенные глаза. Пашка с сияющей улыбкой таращился, а Мир толкал его локтем, выясняя, не хочет ли друг себе такой в баночку заспиртовать. Я крутила пальцем у виска и пыталась вернуться к измерению шпинделя и накидной гайки. Но ребята не сдавались, писчие принадлежности снова встречались с моими ребрами, я с вымученной улыбкой поворачивалась. А Мир указывал на мой глаз, и они с Пашкой обсуждали золотистые крапинки вокруг зрачка и по краям радужки, наперебой претендуя на зарисовки, причем, лучше при дневном освещении и на улице, чтобы зелень моих очей перекликалась с весенней листвой. Я же сидела и недоумевала. Какая чушь! Неужели нельзя придумать ничего более оригинального, чтобы подкатить, чем называть мои серые глаза зелеными в крапинку?