Мария Лунёва - По дороге на Оюту. Наперегонки со временем

Бросив на мужиков мимолётный взгляд, вошла в огромный крытый док.

Здесь ни днём, ни ночью не умолкал гул конвейерной ленты, по которой медленно ползли земные и марсианские овощи и фрукты. Сортировка шла полным ходом: одна работница сменяла другую.

Вонь тут стояла та ещё.

Гниль, сырость и плесень.

Работа у меня была проста и сложна одновременно.

Никакого специального образования не требовалось. Главное, суметь сканировать скринкод с ящика, да различать цвета. Красным маркируют корнеплоды, жёлтым – ягоды, синим – фрукты с деревьев, оранжевым – кочаны, чёрным – бобы, белым – зелень салатную, а всё остальное – это не на мой конвейер.

Так вот работа моя была проста – стой себе и выгребай порченые продукты да откидывай их в коробки. Потом ящик отправляй на второй конвейер: там все разложат по размеру и степени свежести. Всё очень легко, но попробуй-ка отстоять на ногах, не сдвигаясь с места, восемь часов с правом отлучиться всего на десять минут раз в день. И никого не волнует – побежишь ты в туалет или перекусишь чем ни попадя.

У тебя есть десять минут и точка!

Текучка здесь была сильная, мало кто выдерживал. Лица менялись с такой скоростью, что и запоминать их смысла не имело. Только грузчики не менялись. Ну и охрана. Хотя эти больше совмещали.

Пожаловаться на такие условия труда – это даже звучало смешно. Этой базы даже не существовало. Здесь заведовали пираты. И условия диктовали они.

Хочешь получить деньги – паши. Нет! Иди и ищи, что получше.

А на твоё место быстро придёт другой: тот, кому деньги были нужнее.

Очередь нелегалов, пытающихся пристроиться здесь, никогда не уменьшалась.

Подойдя к своему рабочему месту, я всунула индивидуальную карту оплаты труда в терминал под лентой и дождалась сигнала.

Всё, мой рабочий день начался.

Теперь всё зависело от того, как я буду работать и сколько смогу продержаться на ногах. Зарплата выдавалась ежедневно: после каждого часа работы на карте вспыхивала сумма, что зачислялась автоматически.

Всё было донельзя просто, но в то же время стоило остановить конвейер хоть на минуту, и всё. Час нам не засчитывали.

Надев допотопные гелевые перчатки и надвинув на глаза очки-анализаторы, я принялась методично убирать с ленты всё, что вспыхивало красным на них.

В такие моменты я просто отключалась от всего. Разгружала мозг и действовала механически. Это помогало, время бежало быстрее.

Но сегодня меня грызла тревога. Не по себе было оттого, что я отвела свою девочку в приют. Ей бы дома отлежаться, мультики посмотреть в тишине и спокойствии.

Вот как там сейчас моя Юла?

Почему воспитатель не сообщает, пришёл ли доктор или нет?

Что с моей малышкой?

– Криста, – я вздрогнула и подняла взгляд на напарницу, что стояла напротив.

Грузная рыжеволосая женщина венерянка под пятьдесят укоризненно покачала головой и указала на пропущенную гниль.

Встряхнувшись, я медленно кивнула, давая понять, что буду внимательней.

Закатив глаза, она выгребла несколько луковиц с моей стороны. Мне стало стыдно. Оплошаю я, а с зарплаты вычтут обеим. Мои руки заработали быстрее. Убирая очередной гнилой овощ, тяжело вздохнула. Меня откровенно качало из стороны в сторону. В глазах бегали чёрные мушки.

– Что ты сегодня совсем никакая, случилось что? – негромко проворчала женщина. Мы редко разговаривали и в основном только по делу.

– Нет, – я отмахнулась от неё. Мне было немного совестно – мы уже больше месяца работали в паре, а я постоянно забывала её имя. У меня, вообще, с этим были проблемы.

– А что такая? – женщина прищурилась. – Под глазами у тебя мешки, хоть картошку в них складывай.

– Не преувеличивай, их там не видать, – пробурчала, скидывая неликвид с ленты.

– Ну, так ты бы штукатурилась поменьше, а как умоешься, так и на работу не пустят. Не признаёт родной сканер работницу месяца.

Я скептически приподняла бровь, мне до той работницы как до Марса вплавь.

Пару минут напарница молчала, но все же любопытство венерянку подвело.

– Да ладно, не чужие же. Я тебя вижу чаще, чем своих домашних. Чего чёрная такая? – напарница, не сводя с меня взгляда, запустила второй ящик. На ленте появилась брешь, и снова пополз лук. Вонь в разы усилилась.

– Дочь заболела, – мне вдруг действительно захотелось выговориться. – Всё утро пластом пролежала.

– Дочь? У тебя? Да, откуда? – женщина замерла на мгновение, но опомнившись, взмахом руки смела горсть склизкой мелочи в ящик. – Ты сама-то давно взрослой стала?

– Давно, – я ещё раз напрягла память: нет, не помню я, как там её звать. Нара, Нюра, Нора?! Надо будет у кого потом шёпотом спросить.

– Тебе сколько годков-то, Криста?

– Девятнадцать мне, – нехотя пробурчала я. На сенсорном экране загорелся красный сигнал. Ящик укомплектован.

– А девочке твоей, что грудная? – напарница нажала на рычаг смены тары. На заполненном контейнере автоматически закрылась крышка. Зажглись три зелёных сигнальных огонька и ящик отъехал в сторону, уступая место пустому.

– Нет, ей пять, – пробормотала я, разгоняя ленту.

На лице женщины застыло удивление.

– Рановато ты хвост перед мужиками задрала. А на вид не скажешь, что на передок слаба.

Я рассмеялась.

– Да, ладно, Криста, как ты умудрилась? Ты же ухажёров от себя как блох гоняешь. И вдруг такая взрослая дочь. Что, кто силой взял?

Моя улыбка стала шире.

– Племянницу я воспитываю, – сжалилась я, наконец, над женщиной.

– Ааа, тьфу на тебя, а я уже понапридумывала. Мало ли, ты девушка красивая, видная, фигуристая. Краски на лице многовато, но это дело молодое. Повзрослеешь, и даже красоту наводить лень станет. Я тоже портативными «МейкАпами» по молодости грезила, а сейчас блеск на губки и красотка. Племянница, значит.

– Да, я её с пелёнок таскаю. Как она родилась, так я сюда и пришла.

– А болеет чего?

– Сердце.

– Так всё серьёзно?

Я кивнула.

– Да, – протянула рыжеволосая, – не снасильничали, так чужое больное дитё подсунули. Денег-то поди на лекарства и врачей прорва уходит?

– Много, – я автоматически скидывала лук в утиль, – но прока от них нет. Не помогает ничего. Доктор каждый раз новое выписывает. Что за диагноз, толком не говорит. А Юле всё хуже.

– Ну, а сама чего?

– А что я, – послав тяжёлый взгляд напарнице, замедлила ленту, – ну посмотрела я его записи, официальной-то карты нет. Синдром какого-то мужика, я о такой болезни и не слышала. Был бы полис медицинский – уже вылечили давно. А так нет ребёнка – нет и болезни.

– Тяжело, а мать-то где её? – женщина, кажется, и вовсе о работе позабыла. Видя, что от нас укатывается гнильца, я снова сбавила обороты.