Луи Тирион - Затерявшиеся в космосе

Раздался звук шагов, и в центральную рубку вошел Роллинг. Как и полагалось, он был разбужен через полчаса после пробуждения командира корабля.

Когда штурман вошел в рубку, с его лица еще не сошло то рассеянное выражение, которое обычно бывает после выхода из анабиоза. Но, увидев Маогана на своем посту, он радостно улыбнулся.

– Ну как, коммодор? Можно сказать, дело было жаркое, но мы выиграли.

Маоган обернулся и несколько секунд разглядывал Роллинга молча. Потом, тяжело вздохнув, произнес:

– Старина, кажется, нам не до шуток. Боюсь, что мы можем считать себя на том свете.

Вот уже два часа коммодор и штурман пытались хоть как-то прояснить ситуацию, в которую они попали. Электронный мозг неустанно поглощал горы вводимой в него информации, но ответ каждый раз выдавал один и тот же: "Расчет сделан быть не может, необходимы координаты места отлета".

Посовещавшись, они решили не будить ни членов экипажа, ни шахтеров до тех пор, пока не найдут какое-либо приемлемое решение. Но чтобы найти выход из этого тупика, электронному мозгу требовались корректно поставленные условия, а именно этого они сделать не могли.

Маоган снова включил климатизатор, и оба они принялись за работу, засучив рукава. Роллинг, только что закончивший подъем гигантского зеркала оптического телескопа, повернулся к Маогану.

– Это наш последний шанс, Жорж!

С помощью рукоятки коммодор медленно и очень осторожно раскрыл купол обсерватории корабля. Нужно было быть очень внимательным при обращении с внешними приборами, сильно пострадавшими при взлете. Жара, различные виды радиации, фактор "Ф" – все это разрушающе действовало на броню, которая стала хрупкой, как стекло.

– Купол раскрыт, – объявил Маоган. Послышался шум мотора телескопа. Роллинг не стал

восстанавливать прямой обзор, а сразу начал запись на сверхчувствительную кассету. При этом Маоган поворачивал корабль так, чтобы телескоп мог охватить все пространство вокруг корабля.

Как только осмотр закончился, Роллинг снял кассету и вставил ее в анализатор.

– Коммодор, есть свечение! У нас появились данные для электронного мозга!

Индикаторы подтверждали свечение, прибор работал, и оба космонавта с тревогой ждали появления перфокарты, которая должна была вынести приговор.

Жизнь или смерть будут записаны на ней простыми знаками. Машина, просчитывающая варианты с невероятной скоростью, на этот раз, казалось, не закончит никогда.

Когда же, наконец, выползла узкая полоска бумаги с результатами анализа, Маоган и Роллинг переглянулись. Ни один из них не решался взять ее первым.

Тогда Маоган протянул руку.

– Ну? – затаив дыхание, одними губами промолвил Роллинг.

– Можно сказать, что мы находимся в пространстве между двумя галактиками, – произнес Маоган сдавленным голосом. – Только какая-то дьявольская энергия могла нас забросить в такую невообразимую даль. Даже время кажется спутанным и уменьшенным.

Снова воцарилось молчание.

– Самое близкое галактическое скопление расположено на расстоянии в…

Он посмотрел на Роллинга, и глаза его были похожи на две льдинки.

– … 50 миллионов парсеков, и это скопление убегает от нас со скоростью 10000 километров в секунду.

Роллинг побледнел.

– Это неслыханно. Известно, что Вселенная постоянно расширяется. Но только наиболее отдаленные от центра галактики перемещаются с подобной скоростью. Мы попали на край света. Это тот самый случай.

– Я знаю, – кивнул Маоган. – Мне самому трудно в это поверить. Наш мозг устроен так, что не в состоянии воспринимать подобные пространства…

Продолжая разговор, Маоган нащупал у себя в кармане старинную зажигалку. Этот бесполезный предмет, купленный когда то у известного ювелира в Париже и доставшийся ему по наследству, был для него своеобразным талисманом, памятью о Земле, игрушкой, которая успокаивала и отвлекала от мрачных мыслей.

Выпустив раза три синий язычок пламени, он снова убрал ее в карман.

_ Край света, Роллинг. Это так, и с этим ничего не

поделаешь. Как говорил один из моих предков, не тот, которому принадлежала зажигалка, а другой, еще более древний, тот, который был королевским корсаром в Сен-Мало во времена деревянного флота: "Когда ветер надувает па-pусa, надо этим пользоваться, или наплевать на все и идти на риск".

Он похлопал Роллинга по спине.

– Ну! Старина, встряхнитесь же, наконец! Если дьявол нас сюда забросил, то он нас отсюда и вытащит.

Роллинг внимательно смотрел на Маогана, хотя выглядел по-прежнему неуверенно.

– Но, коммодор, дьявол здесь ни при чем, Я думаю, здесь идет речь о космической физике. Течение времени у нас перепутано. Оно замедленно, оно почти не существует.

Он потер лоб.

– Вы прекрасно знаете, что когда "Алкиноос" начал пространственный переход, время на нем остановилось. Вы только что говорили о паруснике. Мы как раз в другом положении: ветер больше не раздувает наши паруса, мы больше не можем двигаться.

Взгляд Маогана стал суровым.

– Вы правильно меня поняли, Роллинг. Именно на это я и намекал, рассказывая о своем предке. Когда ветер слабеет, нужно ставить все паруса.

– Все паруса? – Роллинг все еще не мог понять, куда клонит коммодор.

– Конечно, – начал объяснять Маоган. – Паруса – это улавливатели, которые реагируют на ход времени. Мы сделаем их гигантскими, у нас на борту достаточно для этого материала. Ну же, старина, – он потрепал Роллинга по плечу, – разбудите всех специалистов. На борту есть люди, умеющие работать. С их помощью мы через десять дней соорудим улавливатели такой величины, как фок-мачта.

Глаза коммодора блестели, Роллингу показалось, что тот сошел с ума.

– Чего вы ждете, штурман? Вы слышали, я отдал приказ?

Официальный тон встряхнул Роллинга, он выпрямился.

– Слушаюсь, коммодор! – ответил он четко.

Вот уже три дня, как разбуженные специалисты работали не покладая рук. Самым трудным оказался для всех выход в открытый космос. На околоземной орбите это было бы приятной прогулкой: светящийся в солнечных лучах голубой шар радовал близостью человеческой жизни. В районе Млечного Пути, далеко от Солнца, открытый космос тоже имел своеобразную прелесть: мерцающий свет миллиардов звезд обладал каким-то неведомым завораживающим свойством. Жизнь искрилась и напоминала о себе повсюду.

Здесь же царствовала абсолютная ночь, безнадежная пустая бездна. Ужас и тоска охватывали даже самых закаленных, видавших виды космонавтов, когда они, облаченные в скафандры, ныряли вслед за Роллингом в ПУСТОТУ. К счастью, довольно быстро удалось установить прожекторы, и они ограничили это НИЧТО, перегородив своими лучами зону вокруг корабля, которая за несколько часов приняла вид строительной площадки.