Михаэль Кирофф - Эскадра

– Мы еще встретимся?

– Уверен. Доподлинно знаю. И тебе гарантирую. Такой ответ тебя устроит?

– Да! Только будь любезен, отмотай назад этот самый квант времени… А то полсотни аборигенов меня, наверно, заждались!

– Сейчас отмотаю, момент… Только извини, полсотни аборигенов обещать не могу. За время твоего отсутствия в их временном потоке у ребят успели возникнуть, хммм, определенные проблемы.

Жан-Клод оказался вдруг на том же самом месте – и одновременно не на том. Но теперь его это не удивляло, так как он знал, что место и правда то же самое, просто теперь он опять "самую чуточку не тогда". Дикарей же, равно как и вообще чего-либо живого, поблизости не ощущалось. Зато откуда-то с востока тянуло жарким ветром, который больше бы подошел песчаной пустыне, чем "мокрым" джунглям. И это его изрядно обеспокоило. Хотя бы потому, что именно в той стороне он посадил и замаскировал свою "скакалку", слишком близко, как впоследствии оказалось, к селению местных. Но сейчас было важно не это. Важно было то, что одним из объяснений "ветра-суховея" могло быть проникновение постороннего в двигательный отсек, вызвавшее автоматическую самоликвидацию реактора, а это – килотонн пятнадцать… И крайне неприятная радиация, которая капитану Дюпону вот ни капельки не нужна. А вот "скакалка" – напротив, жизненно необходима.

"Скакалками" называли довольно забавный вид космического транспорта. Берем внутрисистемный челнок, убираем из него практически все жизнеобеспечение, так-то рассчитанное на тридцать душ, и взамен впихиваем самые маленькие реактор и гипердрайв – от легкого эсминца. В результате получается небронированное и невооруженное средство транспорта, способное перевозить одного-единственного человека. Зато "скакать" оно могло по всей галактике, не требуя при этом частых дозаправок. Французский Институт Ксенологии всех своих исследователей отправлял "на точки" именно с помощью "скакалок" – исключением не стал и Дюпон. Но уже в нескольких километрах от "места закладки" он понял, что остался, так сказать, безлошадным. До самого горизонта простиралась плоская, как мысль глупца, раскаленная равнина, и Жан-Клод хорошо, очень хорошо, до полной упячки хорошо понимал, что здесь произошло.

"Боеприпас шестнадцать". Плазменная боеголовка повышенной мощности, применяемая при орбитальных бомбардировках. Непереносимо мощная, неприлично эффективная, не оставляющая остаточной радиации, и… И дорогая просто как вот приличными словами не сказать. И таких боеголовок здесь "уронили" не одну и не две, а пять или десять. А это – полный залп, или два залпа, линкора или тяжелого рейдера. Что, что, мать его через колено в центр мирового равновесия, целый линкор или тяжелый рейдер делал в этой забытой и богами, и людьми заднице мира?! Прилетал спасать его, одного отдельно взятого Жана-Клода Дюпона? Да не смешно. Тем более, когда прилетают спасать, не превращают четверть немаленького континента в… Ну, в общем, во что оно тут превратилось. Селение негостеприимных аборигенов и столь неудачно – слишком близко! – спрятанная "скакалка" оказались на самом краю раздолбанной области, но о ее общем размере Жан-Клод мог составить себе определенное представление. Десять "шестнадцатых"… Господи, ДЕСЯТЬ! Судя по дрожащему над горизонтом мареву, канониры не скупились, и одним залпом дело и правда не ограничилось.

Отойдя подальше от пораженной области, он построил себе шалаш. И стал просто жить в нем, стараясь не думать не то что о том, что будет завтра, а и о том, что может случиться через пять минут.

На третий день ему приснился сон, сон-воспоминание о том, как их, тогда еще молодых вояк, сбросили на полигон на Мемфисе для "отработки марша в полной выкладке". Мемфис был одной большой пустыней, где выжить могли только скорпионы, змеи и – при везении – солдаты Иностранного Легиона. Лейтенант Мгамба сказал им: "Парни! Чтобы наши все-таки армейские учения, а не хрен собачий, не казались вам вот этим самым хреном собачьим, наши камрады из ВКС завтра не поскупятся на "шестнадцатый" и уронят его вон там вот, за холмами. Ваша задача – ускоренным маршем пройти через зону поражения. Причем когда я говорю "пройти" – я имею ввиду именно это, а не "сдохнуть на полдороге". "Шестнадцатые" слишком дороги, чтобы тратить еще один на вторую попытку для не справившихся!" Тогда справились все. Ну… Почти все. Но это был долбанный рейд через сумасшедший дом, и долго еще легионерам снилось, как стонет от жары даже пустыня.

На пятый день из зарослей вышел оборванный человек и представился Кригом Бени – яко бы случайно выжившим охотником из того самого селения. Именно клан Криг организовал в свое время охоту на Дюпона, и потому Жан-Поль просто взял рэйлган и прострелил аборигену голову. Теперь-то клан Криг точно не начнет охоту за разумным существом. А брезгливость в отношении мяса этих самых разумных из Жан-Клода "вышибли" еще в учебке.

А на двенадцатый день запищал его комм.

Что было даже теоретически невозможно.

Надеяться на что-либо Жан-Клод себе не позволял, но вот простому человеческому любопытству – особенно опять же в своем собственном исполнении – не препятствовал, а потому на вызов ответил… И услышал довольно сухой и официальный голос: "Рейдер Аргентинских ВКС "Адмирал Бельграно" вызывает капитана Французского Иностранного Легиона Жана-Клода Дюпона. Господин капитан, отзовитесь, если вы живы!"

***

Губернатор Нью-Уолша, лорд Арчибальд Гамильтон сидел на террасе своего особняка на окраине Джорджтауна, завернувшись в плед и потягивая горячий грог: в это время года утром на Нью-Уолше было весьма свежо, а для виски время еще не подошло, как и для сигар – ведь полдень еще не наступил.

– Миссис Фаринтош! Миссис Фаринтош, прошу вас, еще грога.

Согревая руки о горячую кружку, лорд вновь отключился от окружающего, предавшись лицезрению идиллии.

Сколько полновесных гиней пришлось отдать контрабандистам, чтобы те добыли у неблагодарных землян, отвернувшихся от потомков строителей великой империи, империи, над которой никогда не заходило солнце, всего лишь несколько овец! Но теперь, сидя на террасе, лорд Гамильтон мог наслаждаться созерцанием того, как прекрасные белоснежные овцы пасутся на огороженной проводами под током лужайке (размером та была, впрочем, с непоследнее поле) – расположенной, конечно же, с подветренной стороны от особняка – и воображать, что находится в старой-доброй Англии, а не где-то у черта на куличках, в несчитанных парсеках от дома. Он прикурил папиросу, свернутую из превосходного местного табака, и откинулся в плетеном кресле.

Губернатор был жестким, волевым человеком, опытным политиком, заслужившим уважение Его величества Георга двадцать шестого – но иногда приступы ностальгического романтизма становились невыносимыми.