Юлия Аметова - Игры двойников

Зрители в экзоскелетах с откинутыми шлемами смотрели на парад из-за золотистого стекла Проспекта, а полностью одетые стояли на дорожке вдоль посадочного поля. Я встал у стекла, а вокруг меня не стихали разговоры. Все всех знали, у всех среди идущих в колоннах были родственники, друзья и знакомые.

– Смотри, смотри, вон отец пошел!…

– Вон там ребята с «Витязя»… Роби на танке поехал, видели?

– Смотри, сын твой со знаменем идет! Бенни, ты куда пошел? Потеряешься…

У меня там не было никого, а Славка, которую я всей душой желал видеть, только что пролетела в двухстах метрах от Дубля. Да и хотела ли она, чтобы я ее видел?

Последней прошла пожарная охрана, и парад закончился. Военная музыка сменилась новыми песнями, но по-прежнему грохотала на весь Дубль. Зрители начали шумно расходиться. Кто-то во весь голос поздравлял тетушку с праздником по грависвязи, кто-то пытался перекричать музыку, договариваясь о встрече, кто-то подпевал военному маршу. Участники парада, прошедшие первыми, уже поставили на места свою технику, сняли экзоскелеты, и теперь вливались в поток гуляющих ручейком сине-золотых парадных мундиров. На фоне черного неба мелькнула среди далеких звезд яркая красноватая звездочка, замедлила ход, зависла где-то над пассажирским космодромом и начала снижаться. Что за пассажирский рейс в такой день? Впрочем, к праздничному обеду на Дубле эти пассажиры прекрасно успеют.

Кто-то подхватил меня под локоть сзади и остановил. Что такое? Старый человек в гражданском экзоскелете смотрел на меня на меня из-за пленки шлема и улыбался, топорща пышные усы.

– Ну, здравствуй, уникальный пациент, оскольчатый перелом мыщелков! Пойдем-ка прямо сейчас со мной в больницу!

Но это же доктор Григорьев! Тот самый, который работал еще с моим дедом на Регдонде и лечил меня в ночь начала войны! Как он меня узнал? А я-то думал, что старый врач, работавший еще с моим дедом на Регдонде, не запомнил меня! Впрочем, еще дед говорил, что Григорьев – специалист по уникальным случаям, а уникален для него каждый.

– Но зачем мне в больницу, доктор?

– Затем, что потом я тебя не поймаю, а я хочу посмотреть на свою работу.

Больница была рядом – прозрачный купол со стерильно белыми палатами, многорукими медицинскими роботами и бесконечными коридорами. В последний раз я был здесь во время войны. Для кого-то война – это сражения и подвиги, для кого-то – труд и горе, а для меня – синий пузырь с регенератором на сломанном локте, темные больничные коридоры, невесомость и запах канализации.

Неужели это было здесь – в коридоре с белыми блестящими стенами? Горький дым горящего пластика – где-то загорелись световоды, истерический крик кого-то из лежачих больных в хирургии, холодные ручки передвижного морфоместа, на котором стонал и хрипел старик-сердечник. А потом – жгучая боль в сломанном локте, зеленые вспышки аварийного освещения, золотистая пелена беспамятства перед глазами – это тоже было здесь? И это здесь плавало облаком в невесомости и темноте содержимое отказавшего канализационного пресса, а я разгребал ее и пытался наглухо закрыть герметическую дверь шлюза перед уцелевшим концом коридора.

В этом конце была дверь в операционную и процедурную. Закрыв дверь перед облаком грязи, можно было снять шлем и дышать, хотя в воздухе все равно оставался неистребимый запах канализации, принесенный больными на экзоскелетах. Снять их доктор Григорьев разрешал только во внутреннем шлюзе, перед самой операцией. А после нее я вместе с другими ходячими больными сидел на полу в гнусно пахнущем коридоре напротив операционной и смотрел мутные миражи с техническими записями, которые нелегально скачал на чей-то мощный микрокомп из военного локатора. Как их удалось скачать в ту ночь, я и сам не понял, но и ходячие больные, и врачи то и дело выскакивали в коридор узнавать новости, а новости с каждой минутой становились все страшнее. Катеров гарнизона Дубля становилось все меньше, перехватчики «Лондона» гибли один за другим, а каутильский флот как будто не убывал, и на смену сбитым катерам приходили все новые и новые.

Огромный шар «Лондона» в одиночку отбивался от двух кораблей каутильцев, но энергии у него оставалось все меньше и меньше. Радужные переливы щита вокруг старого «Лондона» становились все слабее, а разряженные деструкторы Дубля ничем не могли ему помочь. В космосе летали камни, листы регдондитовой обшивки и обломки взорванных двигателей. Катера Дубля и «Лондона» пытались отвлечь внимание каутильцев от базы до прихода помощи, но нападающих было слишком много. Помощь уже шла, с Седьмой базы Второго кольца летел к Дублю базовый корабль «Дмитрий Донской». Он был мощнее не только старика «Лондона», но и двух каутильских кораблей вместе взятых, но сможет ли продержаться Дубль до его прилета, не знал никто. Радуги на гравищите «Лондона» сменились сплошной чернотой – щита больше не существовало. И тогда старый корабль рванулся вперед, к ближайшему противнику. Каутилец дал задний ход, как отшатывается в драке человек от неожиданного удара, но было уже поздно. «Лондон» столкнулся с ним, темная масса двух кораблей задрожала, задымилась, и рассыпалась в облако мутной густой пыли.

Да, вот тут мы это и смотрели… А теперь в коридоре светло, шлюз открыт, кругом тихо, искусственная гравитация работает, как настоящая земная, и можно спокойно стянуть пленочный шлем «Берсерка», не опасаясь запаха канализации.

– Уникальный был случай – оскольчатый перелом мыщелков плечевой кости плюс полный имплант наружного мыщелка и регенерация внутреннего. Больница разрушена, все на аварийке, а я тебе импланты приживляю…– проговорил Григорьев, открывая шлюз операционной. – Антисанитария, спешка, у робота вот-вот аккумулятор сядет…

Я не помнил про аккумулятор, но память отлично сохранила отчаянную боль, стыд за свою беспомощность, тяжелый мешок с регенератором на сломанном локте и запертую дверь шлюза. И сознание того, что мы можем так и не узнать, что происходит по ту сторону – ведь после гибели «Лондона» погиб локатор, и никаких записей больше скачать я не мог. До утра оставалось всего несколько часов, и мы ждали, гадая, долетит «Дмитрий Донской» или его что-то задержит в пути. Но утром открылась дверь в шлюз, мы увидели яркий свет прожектора от большого экзоскелета и замерли, боясь услышать чужую речь. Космодесантник с базукой на плече сдвинул на затылок прозрачную пленку шлема и заговорил на евроамериканском.

– Ну и вонь тут у вас, ребята! Хоть снова шлем надевай! Ну ничего, мы уже здесь!

«Дмитрий Донской» долетел. На этом десять лет назад война для меня закончилась, хотя шла она еще несколько месяцев. И даже сейчас я невольно принюхивался, ища следы гнусного запаха. Однако в больнице теперь пахло так, как и полагалось – только дезинфекцией и регенератором. А в операционной все было так же, как десять лет назад, только медицинский робот был новый.