Майкл Фридман - Зов тьмы

Мужчина, вступившийся за Даннора, оглядел остальных.

– Потому что он – тоже Тирдайния. Он – мой сын.

Заговорщики переглянулись не только с удивлением, но и с подозрением.

Только один из мужчин облегченно вздохнул:

– Ну, вот, – сказал он, – видите? Нам не нужно его убивать.

– Занкков прав. Убери нож, Ма'алор. Тот, кого назвали Ма'алором, не спускал глаз с отца Даннора.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Тирдайния. Но если ты не прав, то дорого за это заплатишь!

– Уверен, браток. Дай ему встать.

Даннора отпустили. Груз тел, навалившихся на него, исчез. Он поднялся, вытирая кровь с разбитых губ, и заметил, что они снова выстраиваются вокруг кольцом Неужели передумали? Впрочем, Ма'алору и передумывать не нужно... По лицу ясно, да и нож из рук не выпускает.

Но прежде чем споры возобновились, отец Даннора подошел и обнял сына.

Затем, не снимая рук с его плеч, провел между Ма'алором и другим мужчиной.

Провел из кольца смерти на свободу...

Никто не последовал за ними.

Когда старый Тирдайния открыл дверь, то произнес:

– Иди, мы обо всем поговорим позже.

– Даннору не нужно говорить об этом еще раз он устремился на улицу, пряча страх и благодаря Бога за неожиданное спасение.

– Это нужно видеть, – произнес Маркрофт, выдавливая на тарелку пасту.

– Он стоял там почти час и держал на вытянутых руках такой груз!

Представляешь? Я и с пустыми руками столько не выдержу.

Вандервентер хмыкнул. У него появилась потребность встать, пробежаться, израсходовать хотя бы часть накопившейся энергии. Но ведь глупо просто так, ни с того, ни с сего, срываться и бежать неизвестно куда и зачем. Его подмывало это желание еще с самого окончания смены. Пища, которую он только что проглотил, – огромное количество даже для его немалого роста – должна хоть как-то снять и утихомирить порыв голландца...

Но, увы! Не получилось... Скорее, наоборот. Может быть, пищевой процессор позволил некоторые вольности с рецептом приготовления пекинской утки? Ведь он запрограммировал производить замены в случае нехватки необходимых ингредиентов, а о том, как такие замещения могут повлиять на человека, можно и не говорить.

– Черт возьми, Ганс, ты меня не слушаешь.

Маркрофт наклонил голову, стараясь поймать взгляд Вандервертера.

– Или слушаешь?

– Что я могу сказать? – ответил высокий голландец, поймав, наконец, нить разговора. – Просто ты – не клингон.

– Ага, – вставил собеседник, – понятно. Спасибо за ценное сообщение... Теперь я понимаю, почему равнодушен к сырому мясу. Но, черт возьми, мне не нужны твои объяснения! Я просто выразил свое восхищение.

Вандервентер снова хмыкнул. Он никак не мог успокоить свое тело.

Казалось, будто каждый из атомов его организма вибрировал и рвался на свободу.

– Извини, – сказал Ганс. – Все из-за того, что я такой взвинченный...

Наверное, из-за утки...

Маркрофт наклонился и внимательно посмотрел на друга.

– Если хорошенько разобраться, то сегодня в тебе, действительно, жизнь бьет ключом. Он осторожно улыбнулся.

– Ты случайно не добавлял в рецепт маратекканского бренди?

Вандервентер нахмурился.

– Конечно, нет! Я...

Внезапно его взволнованность исчезла. Ушла, не оставив и следа в душе. И сразу же ощутилась ленивая тяжесть после хорошего обеда.

– Что "я"?

– Ничего, – отозвался голландец с удивлением. – Мне как-то сразу полегчало. Только разрывался подобно гранате, а сейчас уже все нормально.

Заботливые нотки в голосе Маркрофта, однако, не пропали:

– Ты уверен? И выглядишь как-то немного смешно... Смешнее, чем всегда, хотел я сказать.

Вандервентер поразмыслил над услышанным, пожал плечами.

– Я отлично чувствую себя. Да-а, это было самое дикое ощу...

Вилка выпала из его рук и звякнула о тарелку.

– Только не надо из-за этого бить посуду, – усмехнулся Маркрофт.

Голландец попытался поднять вилку и положить ее на поднос, но не смог: пальцы казались толстыми и непослушными, будто забывшими, что нужно делать. Он поглядел на собеседника, стараясь взять себя в руки. Этот ужас еще не кончился, а просто изменил форму.

– Со мной что-то не то, Мик... Что-то серьезное...

Маркрофт посмотрел, как Вандервентер сгибает пальцы сначала на правой, а затем – на левой руке.

– А сейчас?

– Пальцы... – произнес голландец с усилием. – Они онемели... Я не могу заставить их двигаться.

– Эй! Может, они просто устали: ты ведь сегодня накручивал столько спагетти.

– Нет, – возразил голландец, – это серьезно. Дружище, мне необходимо в лазарет.

– В лазарет? – переспросил Маркрофт. – Неужели все настолько серьезно?

Еще не дослушав вопрос, Вандервентер уже знал ответ.

Мышцы спины расслабились, словно губка; стало трудно сидеть... Все симптомы болезни Фреди. Он пережил то же самое, прежде чем его обнаружили чуть живого в коридоре исследовательского отсека.

Но почему сейчас это испытывает он, Вандервентер? Почему трясутся ноги, когда он пытается поудобнее сесть на стуле? Связано ли это с рецидивом болезни у Фреди?

Дышать становилось все труднее. Ганс заставлял легкие работать сильнее, но они нестерпимо болели. Он знал: так продлится недолго.

– В госпиталь, – повторил Вандервентер, – немедленно!

И чтобы подчеркнуть срочность, он подскочил на стуле, желая бежать к двери Но ноги перестали поддерживать его тело, и голландец рухнул на пол.

– О, черт! – закричал Маркрафт, обегая столик, чтобы подхватить падающего друга.

– Мик...

– Все в порядке, Ганс. Я поймал тебя... Маркрафт медленно опустил друга-гиганта вниз, на пол. Зятем его взгляд зацепился за модулятор интеркома, и Мик потребовал связать их с лазаретом.

Вандервентер решил расслабиться, не замечая, что мышцы окончательно предали его. Но когда голландец перестал вдыхать воздух, все стало серым и неясным, поэтому он заставил себя надуваться, как кузнечный мех, с силой проталкивая каждый глоток кислорода в грудь.

– Они уже идут... Потерпи, дружище!

Вандервентер смог только кивнуть в ответ.

Некто высокий и стройный пробрался на медицинскую стоянку, а она и не заметила, поскольку все внимание сосредоточила на одном из пациентов Токту, большому по всем понятиям и слишком мрачному от переутомления и недостатка сна.

Затем пришедший принялся раздавать приказы, и Пуляски обернулась на звук его голоса. Что-то в его тоне не понравилось доктору, хотя она еще и не поняла, кто это. В голосе незнакомца звучало презрение, властность, как будто говоривший привык к беспрекословному подчинению; слышалась и склонность к насилию. Звуки речи падали на землю с бряцанием и грохотом, как удары смертоносного оружия.