Андрей Ливадный - Остров надежды

Это было сердце военной машины Конфедерации солнц. Десятки, сотни километров серой брони, неисчислимое количество металла и пластика, миллиарды галактических кредитов, сотни тысяч человеческих жизней и судеб, все во имя так называемой доктрины безопасности…

Семен смотрел на это, и его надежды таяли, как дым. Оставшиеся далеко внизу бархатные равнины Рори, равно как и десятки других планет, были не более как заложниками этого серого, угрюмого монстра, раскинувшегося на площади целой луны. Бесчувственный, механический страж жизни, создатели которого давно превратились в кучку копошащихся в его недрах муравьев.

Он посмотрел на Яну, которая, как и он, в полном молчании глядела в экран. Румянец исчез с ее лица, сменившись смертельной бледностью.

Ее губы беззвучно шевелились. В груди девушки застыл холод. Десять дней, что она провела на вилле Джедиана, после того, как ее выписали из реанимационного центра, казались ей сейчас далеким, розовым сном. Словно пелена внезапно начала спадать с ее глаз.

Яна невольно сдерживала рвущееся наружу дыхание. Она даже раньше Семена нашла единственное определение раскинувшейся внизу панораме. Это был их Остров, совершенно исправный, наполненный до краев кричащей механической смертью, управляемый бездушными машинами, а люди… Неужели они не понимали, что созданный ими механический мир принесет лишь горе, смерть и страдание в десятки других, пока еще живых миров?!

За спиной с легким шипением распахнулись створки дверей, и в салон вошел Джедиан.

Семен повернулся.

— Скоро посадка? — спросил он.

Ланге кивнул, садясь в кресло. Открыв стеклянные створки бара, он достал бокал.

— Присаживайтесь, — предложил он.

— Плохие новости? — Семен испытывающе посмотрел на него.

Джедиан вновь почувствовал острый приступ ненависти. Почему он так спокоен?

— Нет. Но прежде чем мы совершим посадку, я бы хотел задать тебе один вопрос.

Яна присела в кресло напротив. Семен оперся о его спинку.

Он был готов к неприятностям и не ошибся.

Джедиан отхлебнул из бокала.

— Скоро мы будем на Стелларе. Твой дед наверняка потребует полный отчет о моих исследованиях твоих воспоминаний. Я раскопал там кое-что интересное, — он ухмыльнулся. — Скажи, а в дневниках твоего отца не было упоминаний о планете с голубой травой?

Яна недоуменно посмотрела сначала на Ланге, потом на Семена.

— Нет, — ответил Семен. — И я совершенно не понимаю, о чем ты.

— Жаль. — Джедиан встал. — Ты все-таки подумай, пока у тебя есть немного времени, — посоветовал он уже на пороге. — Всего хорошего!

Дверь бесшумно закрылась.

Семен сел в кресло и застыл, обхватив голову руками.

Он боялся сойти с ума.

— Семен, милый, что с тобой? — с тревогой спросила Яна, присев рядом. — Ну, только не молчи!

— Трава… — в его голосе была мука. — Яна, я ведь действительно помню…

— Что?!

Семен зажмурился до радужных кругов, поплывших перед сомкнутыми веками. Ему казалось, еще миг, и его мозг не выдержит…

— Нет… — спустя несколько мгновений выдохнул он. — Не помню… Не могу вспомнить!.. — Он в отчаянии огляделся вокруг, словно ища поддержки у стен, ровно сияющих чередой огромных экранов.

— Оставь, не мучайся!

Семен кивнул.

— Что нам делать? — Яна по привычке взяла его за руку. — У меня такое чувство, словно я сорвалась без фала в открытый космос… — призналась она.

Поверхность Стеллара укрупнилась и теперь проносилась на экранах во всех подробностях. Корабль летел над искусственной корой планеты. Посадочные поля сменялись угловатыми орудийными башнями, потом они откатывались назад, и вместо них к черному небу поднимались прямоугольные коробки цехов какого-то автоматического завода. Серая броня повсюду, лишь россыпи габаритных огней разнообразили краски ландшафта, а впереди неумолимо надвигался сверкающий купол силового поля, накрывавшего гигантский супермегаполис.

— Ты хотела бы остаться и жить тут? — Голос Семена прозвучал глухо.

Яна ответила не сразу. Перед мысленным взором теплые равнины Рори наслаивались на серый монолит ледяной брони, и сверкающие вьюны, нежные листья которых она целовала еще вчера, упиваясь этим счастьем прикосновения к живому, карабкались в вакууме по башням противокосмических батарей, словно ее сознание рисовало противоестественный коллаж под названием «Безысходность».

— Почему? — вырвалось у нее вместо ответа.

Семен горько усмехнулся.

— Мы покинули сфероид в поисках счастья. Мне казалось, нет места более противоестественного, чем Остров… потому что он создан несправедливостью и безумием. Так внушал мне отец. Но там был наш дом, понимаешь?

Обзорные экраны лизнуло пламя. Корабль заходил на посадку, и впереди уже вспыхнули две цепочки голубых солнц, обозначившие открытый проход в силовом куполе города.

Семен повернулся. В его глазах нежность смешивалась с яростью. Он вовсе не собирался отдавать этому монстру их жизни. Он совершенно не боялся машин, да и люди не внушали ему страха.

— Реальность Острова подчинялась законам. Мы привыкли играть по правилам и думали, что так будет всегда. — Он коснулся ладонью ее щеки. — Мы с тобой были и хотели остаться детьми. — Он улыбнулся. — Все разделялось, как линия терминатора — по одну сторону свет, по другую тьма.

— Нет… — Яна схватила его за руку. — Зачем ты порочишь людей, ведь мы столько мечтали о них! Подумай, может быть, не все так страшно?

Корабль несколько раз ощутимо дернулся, вплывая в створы огромного ангара. Семену казалось, что время вновь вернулось назад. Когда-то он заставил ее надеть скафандр, чтобы вывести в жуткую реальность сфероида. Теперь все было сложнее и больней…

Семен был устроен немного иначе, чем обыкновенные люди. Слова Джедиана явились для него лишь подтверждением горьких выводов, и ему не нужны были в качестве щита ни наивные надежды, ни утопические мечты. Боевые машины сфероида, воспитавшие его, не различали подобных уловок человеческого сознания.

За тридцать дней он прожил целую человеческую жизнь.

Учиться полутонам и получувствам, раболепствовать и лгать, приспосабливаясь то к толпе безликих, уставших от жизни трудяг, то к сильным мира сего, было для Семена равносильно смерти. Он привык к чистым, сильным и честным чувствам…

— Мы не можем тут жить, — произнес он. — И лучше признать это сразу, чем прикрываться мечтами и надеждами…

Яна понимала, что он прав, но ей трудно было смириться. Признать реальность такой, как описал ее Семен, означало умереть. Внезапно до нее дошел весь ужас их положения.

— Мы обречены? — с тоской спросила она.

Семен стиснул зубы.

— Есть два пути, — проговорил он. — Но в конце концов нам уготована моральная смерть. Все, чем мы дышали до сих пор, будет выкинуто вон. Жизнь обяжет нас приспособиться к «цивилизации», — произнес он с горькой иронией.