Андрей Останин - Венец Логоры

– А ну, хватит болтать! Потрава – дело серьёзное.

Дед привстал и повелительно ткнул пальцем в сторону рогатой воровки.

– Накинь-ка на неё аркан. Да осторожненько, как бы не удавить часом. С нами полетит.

– Да, мой генерал!

– Дома разберёмся, как она через охранный периметр сигает. И не перебарщивай с лестью! Я в гвардии до генерала чутка не дотянул. На сержантском звании карьера закончилась.

– Ну, чего там оставалось-то?– мудро рассудила хитрая машина. С подчёркнутым подобострастием в елейном голосе.

Прыгун завис над коровой, что безмятежно тянула толстые губы к очередному пучку сыта и метнул энергетический луч встроенного подъёмника. Ухватил рогатую под брюхо – мягко, но надёжно. Корова, удивлённо выпучив круглые глаза, воспарила в зенит, от неожиданности обильно удобрив лесополосу под брюхом. Тяжёлым, провисшим выменем мотнула залихватски.

– Вот сейчас брякнуть бы тебя об землю, пакостное ты создание! – воскликнул осерчавший дед.

– Му-у! – тут же отозвалась рогатая, заслышав знакомый голос и с надеждой налегая на протяжное, жалобное У.

– Вот тебе и У – по горбу! Отпустить бы тебя прямо отсюда, чтобы одно мокрое пятно осталось!

– А так и будет, – ненавязчиво сообщила машина. – При следующем толчке я её брюхом по всей дороге раскатаю.

– Ну так перейди в режим полёта, – неожиданно спокойно отозвался дед. – Пусть полетает по случаю. Специально-то её точно никто катать не станет. Смотри, главное, над людьми не пролетай. Оно, хоть и говорят, примета добрая, но не в коровьем же исполнении! Та ещё… птичка.

– А я вот чего не пойму, дед, – Ивану быстро наскучило разглядывать знакомый пейзаж. – Все, кроме нас, молоко в репликаторах производят, а мы зачем-то со скотиной возимся: кормим, поим, доим… Катаем вот даже! А ведь всего и работы – кнопку нажал и полна кружка. Ладно бы у нас аппарата не было! Так ведь есть. Стоит в углу, весь паутиной зарос. Волнуюсь, как бы не вылупилось чего из этого кокона.

– Наше молочко – эталон соответствия! – гордо пояснил дед. – Я тебе, кстати, в детстве рассказывал, память твоя дырявая. Планет-то эвон сколько, а молочко от живой коровы только на нашей получают. На всех остальных планетах его репликаторы производят. А как понять – молоко они тебе производят, или жидкость непонятную? С настоящим сравнить: и по вкусу и по составу. Больше никак. Вот с нашим и сравнивают!

Дед важно покачал головой и зажмурился, словно котик с полным брюшком.

– Ну, ещё и тех людей поить, кому богатство девать некуда. Им гордость не позволяет реплицированный продукт потреблять. Сюда летят, за свеженьким, а значит, бедность нам не грозит. Ну, а голод и не грозил никогда.

– Му-у…! – напомнила о себе производительница эталонного молока, но дед лишь прикрикнул через бортик.

– Помалкивай там! Лучше над своим недостойным поведением крепко задумайся. Эталонную говядину тоже мы производим!

Очень скоро показалось скопление миленьких, одноэтажных домиков; рядом – белые купола Административного комплекса. В официальном сокращении – Аплекс, меж своими – контора. В домиках расположилось многочисленное семейство управляющего, рядом вольготно раскинулось тщательно огороженное пастбище. По другую сторону – птичье подворье, прикрытое силовым полем, чтобы дурная птица в побег не пустилась. С дальнего краю – скотный двор да площадка с многочисленной, разнообразной техникой. Ничего особенного. Ванькино с дедом поселение точно так же выглядит. Административных куполов у них, понятно, нет – ну, да не очень-то и хотелось.

Справа мелькнула стремительная тень. Иван успел разглядеть хищную, вытянутую вперёд голову с крючковатым клювом и внимательный, отливающий багровым, глаз. Сторожевая, кибернетическая птица – кица, скорее всего просто пролетала мимо по своим делам. Чтобы определить, кто летит и представляет ли опасность, ей вовсе не обязательно приближаться. Оборудование позволяет контролировать обстановку задолго до того, как кица появится в поле зрения собственной персоной. Да и вообще, её забота: оберегать хозяйство от хищников, постройки от пожаров, людей от несчастных случаев… Куча обязанностей, всего и не упомнишь, человеческой-то памятью. А вот соседский прыгун с людьми ей не интересен совершенно – свои люди, чего уж там. Иван проводил взглядом изящный силуэт.

– Все знают, что это машина и всё равно под птицу маскируют. Чего ради, а, дед?

– Ну ведь красивше! – пожал плечами тот. – Или лучше, чтобы тут железяка громыхающая таскалась?

– Не поспоришь. Хотя, железяки тоже забавными бывают. Особенно – громыхающие.

Машина плавно, чтобы уж вовсе не перепугать согрешившую скотину, затормозила над большим загоном, где лениво прохаживалось десятка два таких же чёрно-белых коров. На летающую подругу они внимания не обратили, так и продолжали перекатывать влажными ртами жвачку бесконечную, да мух лениво хвостами отгоняли. Неромантичные животные.

– Дед, ты чего натворил? – всполошился Иван, глядя как растворяется корова в массе себе подобных. – Как же мы теперь нашу-то узнаем?

– По глазам, – важно разъяснил дед непонятливому юноше. – Из них из всех она одна летала! И никогда теперь из её глаз романтика полёта не выветрится.

Пусть крыльев нет, но отчего-то,

Течёт и плавится душа.

И ощущение полёта,

Уж не оставит никогда!

Продекламировал, хоть и надтреснутым голосом, однако же с чувством; в чистое, голубое небо взор обратил возвышенный.

– Похоже, не отпустило ещё старого, – взгрустнул шёпотом Иван.

– Не-е, нормально всё, – успокоила машина, громкости не убавляя. – Я это мракобесие уж который год слушаю! Без выходных и праздников.

– Ты хоть записывай, что ли, – подсказал машине Иван. – Духовное наследие, как-никак!

– Ополоумел, Ванюша? – возмутилась та. – У меня никакой памяти на его художества не хватит! И так всю оперативку загадил, рифмоплёт! Каждый вечер чищу.

Вздохнула сочувствующе, разъяснила непонятливому пареньку.

– А с коровой просто всё. У неё клеймо на ухе, посмотреть не трудно. Изгаляется над тобой старый, почём зря. В стихотворной форме.

– Филипыч !

Сочный, мужской голос заставил обернуться и Ваню, и деда. Старый и оскорбиться-то на машину как следует не успел. К ним, быстро и легко подошёл мужчина лет сорока: белобрысый, крепкий, улыбчивый. Легкомысленные, полотняные брюки и рубашка навыпуск солидности управляющему Сектором не придали, конечно, но он, похоже, к этому и не стремился. Лето же, в самый раз одёжка.

– Коров, что ли, никогда не видели? Да и вы им знакомы, не успели забыть. Всем здравствуйте и айда в контору.

– Здравствуй, здравствуй, – неприветливо пробормотал дед. – Что за надобность такая, прямо посреди рабочего дня?