Андрей Епаня - Багровая сеть. Артист 2

Дедок провёл узкой ладонью по лысому загорелому черепу.

– От предков зависит. Всякое существо ― это ступень Рода: либо вверх, либо вниз. Если зов крови слаб, умрёшь, нужен Роду ― выживешь. Те люди на поляне прошли свою ступень и погибли, а мы выжили.

– Ты говоришь, что каждый человек призван в этот мир, чтобы поднимать по ступеням свой Род, а если он не нужен Роду, то Род говорит, мол, всё, прощай, так что ли?

– Да, Арей. Каждый улучшает свой Род, ступень за ступенью, вверх, к звёздам. Дело не в злате и роскоши. Я говорю об уме и сердце, о достижениях. Редкому Роду удаётся пройти рубеж девятой ступени. На ней обычно многие оступаются и Род скатывается вниз ровно на семь поколений… и всё сначала.

– Почему девятой?

– На десятой ступени идёт переход на другой, высший виток развития Рода: двойные числа, другие пространства, новые возможности. После десятой ступени Род скатывается только до десятой, а не до второй, поэтому девятая ступень ― это самое сложное испытание, не всякому под силу. ― старик многозначительно посмотрел на меня.

– Интересно, какая у меня ступень?

Дед коснулся моего лба и внимательно всмотрелся в глаза своими узкими зрачками.

– Девятая, Арей, у тебя девятая… Помнишь, как попал сюда?

– Нет Экхат, я мучаюсь, пытаюсь, но не могу вспомнить даже вчерашнюю жизнь, помню только очень короткие фрагменты из прошлого.

– Мне тоже нелегко, но я уже делал такие переходы, а у тебя это в первый раз. Ничего, всему своё время, Арей.

– Экхат, а ты знаешь, как вернуть память? А-то, я совсем ничего не помню.

Старик задумался, и когда я уже перестал ждать от него ответ, вдруг выдал:

– Тебе нужно попасть в «Галерею Африона», в «Разломе» точка сбоя.

– Точка сбоя? В Разломе?! В каком Разломе? А что там в «Галерее Африона»?

– Какого Африона? ― не понял старик…

– Ты только что сказал, что мне надо попасть в «Галерею Африона».

Экхат пожал плечами и равнодушно уставился на дорогу, как я ни старался, а не смог больше вытащить из него ни единого слова.

Повозка, скрипя и подпрыгивая неторопливо свернула с главного тракта в сторону села. Въезжая в укреплённые бревенчатые ворота, вдруг разглядел на стене бородатого лучника, который не стесняясь целит боевой стрелой мне в грудь. Осторожно поднял руки вверх, понимаю, если что не так, то оспорить выстрел уже не смогу.

За воротами к нам подошёл важный мужик, но увидев Масара, резко изменил поведение.

– Масара ранили! Масара ранили!!

Повозку быстро окружили взрослые и дети, на лицах тревога и сочувствие к раненному. Важный мужик взволнованно распорядился:

– Езжайте к старосте Далану, быстро! Туда, к красному дому! Как же так?! ― я показал на небо, помахал руками как крыльями, и будто выстрелил из лука сверху-вниз. ― Амециры?! ― я пожал плечам, мол, не знаю. ― Весь отряд? И Сарана?!― я кивнул. Мужик рявкнул: ― Синашка, беги к старосте, скажи: Масара ранили! Бегом!!

Экхат тронул вожжи, и повозка осторожно покатила по широкой улице вдоль одноэтажных бревенчатых домов. Народ у заборов зашевелился, настороженно и тревожно провожает взглядами повозку. Через семь-восемь дворов подъехали к высоким раскрытым воротам у которых нас встретил мальчик Синашка и несколько крестьян. Повозка въехала в просторный двор. На крыльцо выбежала русоволосая девушка и бросилась к раненному.

– Масар! Масар!! Милый! Что с ним? Бог мой, он жив? Жив! Осторожно, осторожно, несите в дом!!

Мужики ухватили плащ за углы и осторожно вытащили командира из повозки, хмуро последовали за причитающей девушкой, процессия тёмной гурьбой вошла в дом.

Губуська от всего этого шума-гама накрылся с головой меховой жилеткой, а когда нас пригласили в дом, в жилетке его не нашёл, видно куда-то хорошо спрятался. «Ладно, паренёк самостоятельный, не пропадёт».

Дом большой, на всё село один и есть двухэтажный, нарядный и солидный, с резными раскрашенными столбами крыльца, не дом, а пряник. Впереди нас, показывая дорогу широко шагает большой молчаливый дядька. Внутри дома, у второй двери справа на первом этаже остановился, показал нам жестом, мол, подождите. Привёл себя в порядок: отряхнул одежду, пригладил бороду и почтительно вошёл.

Огляделся вокруг. Сквозь верхнее окно второго этажа льётся на чистый, из широких плах пол, дневной солнечный свет в котором не спеша кружатся искрящиеся пылинки. Беззаботным пылинкам уютно и безопасно, ведь кругом крепкие из толстых брёвен стены. Здесь всё говорит о добротности и достатке.

Массивная деревянная дверь на узорных кованых петлях распахнулась, большой дядька, согнувшись в поясе вышел через высокий порог к нам, степенно разогнулся в полный рост, и только потом показал, мол, проходите.

Вошли в просторную комнату с тремя небольшими окнами, напротив нас увидели восседающего на высоком стуле с подлокотниками солидного пожилого мужчину. Комната светлая, и вся какая-то добротная. Всё крепкое и спокойное. У двери слева от нас, большая белая печь, за ней вдоль стены солидно и крепко стоит длинный и широкий обеденный стол накрытый белой скатертью, по бокам лавки, во главе стола стул с высокой резной спинкой.

Староста рассматривает нас внимательно. Одет он солидно: красная рубаха, бордовый с золотыми узорами кафтан с коротким воротником, тёмные штаны заправлены в красные сапоги. Седую голову венчает обруч с красным камнем в центре. Руки лежат на подлокотниках спокойно, на пальцах поблёскивают перстни. «Прям, князь московский», ― всплыло откуда-то из глубин потемневшей памяти.

– Расскажите, гости дорогие, как ранили Масара, и где весь его отряд? ― голос старосты спокоен, но даёт понять, что лучше говорить правду, а иначе «дорогие гости» могут оказаться в пыточном подвале, не меньше.

Я глянул на Экхата, старик снова молчит в своей благородной задумчивости.

– Кто ж «дорогих гостей» сначала допрашивает? Если бы виноваты были, к вам бы не завернули. Уважаемый староста Далан, может обсудим всё за столом. Мы хоть и одеты не так солидно, но вполне достойны того, чтобы нас накормили и напоили с дороги, и мы всё сами расскажем.

Староста нахмурил брови, видать не любит, когда «не по евонному». После паузы ответил, глянув на слугу.

– Пусть будет так, как просят гости Веран.

Большой дядька поклонился и вышел. Староста указал на стол:

– Проходите, гости дорогие… Не сердитесь, что сразу за стол не усадил, весть вы в наши «Киражи» принесли тревожную… Мирные люди не любят войну.

Хозяин дома легко поднялся с кресла, не спеша прошёл комнату и сел на стул во главе стола. Я сел на лавку у стены лицом к двери, лекарь напротив меня. Только уселись, дверь осторожно распахнулась, и бурлящей рекой хлынули в ноздри запахи жаренного мяса и свежего хлеба. Две симпатичные девушки мельком бросая на нас короткие взгляды, быстро выставили перед каждым горшочки, наполненные кусочками мяса, приправленного зеленью, каждому по малому караваю хлеба и кувшину молока. Наполнили кружки и удалились. Веран поставил перед старостой серебряный кубок. Далан пригубил, и заметив наши голодные взгляды мрачно буркнул: