Михаил Михеев - Рожденные в огне

– Вам бы многие позавидовали там, на планете.

– Это почему еще? – спросила Камова. С набитым ртом слова у нее выходили вполне понятно, но немного смешно.

– А вам не опасно пополнеть.

– И почему вы в этом так уверены? – Евгения от любопытства даже жевать перестала.

– Ну, я самую малость напряг память и вспомнил вас. Ну, в смысле, какой вы были тогда. За три года вы не поправились. Это притом, что поесть вы любите.

– Зато вы, профессор, успели изрядно похудеть, – честное слово, Вассерман будто воочию увидел, как у Камовой поднялись иголки, будто у атакованного дикобраза. – Жена не кормит?

– А у меня ее нет, – пожал плечами Вассерман. – И никогда не было. А похудел… Знаете, когда у вас будет свой корабль, я посмотрю, как вы начнете терять в габаритах. Но мне было проще.

– Думаете?

– Знаю. Пока толстый сохнет, худой сдохнет. Впрочем, вам, я вижу, тема не очень приятна. В таком случае, перейдем к следующему пункту. Представление на следующее звание и на орден я вам подписал. Вернемся домой – адмирал утвердит.

– Уверены? – в голосе девушки звучал скептицизм.

– Мое – утвердит, – уверенно, с ноткой легкого превосходства заверил ее Вассерман. – Да и потом, заслуги ваши неоспоримы, тут никто не придерется. Кстати, у вас неплохо получается вести переговоры. Эти умники поверили вашим словам с первого захода. Даже я столько с них вряд ли стряс бы, да еще в такие рекордные сроки. Правы те, кто считает, что в каждой женщине сидит актриса.

– Я не играла, – безразлично пожала плечами Камова, с аппетитом вгрызаясь в очередной круассан. – Я знала, чего боятся те, кто считает себя истинными евреями, и обещала им как раз это.

Да уж, чем угрожать – она знала, с этим не поспоришь. Для Вассермана аргументы неприятные, но не критичные, для местных же… Разумеется, у барана свой взгляд на шашлык, но он мало кого интересует. Пространства для маневра Камова своим оппонентам просто не оставила, проведя весь процесс переговоров с математически выверенной логикой. Впору гордиться такой способной ученицей. Кавторанг поморщился и осторожно спросил:

– И вы бы сделали все, что обещали?

– А вас это удивляет?

Вассерман на секунду задумался. Действительно, то, что пообещала иерусалимцам эта симпатичная и хрупкая на вид девушка, было страшно и притом легко осуществимо. И говорить правду в этом случае легко. Правду вообще лучше всего говорить из танка. Интересно…

– Нет страшнее врага, чем женщина, – усмехнулся он.

– При чем тут вражда? – искренне удивилась Камова. – Имелась задача, имелось разрешение использовать для ее выполнения любые наличные средства.

Она и впрямь не играла, это Вассерман понял совершенно точно. Случись нужда – и выжгла бы планету на километр в глубину. То, на что сам Вассерман никогда бы не решился. И ведь не чудовище перед ним, а… кто? Бывшая студентка, офицер… Камова подняла глаза, чуть заметно улыбнулась:

– Не надо считать меня сволочью. Стервой – да, можете, а чудовищем не стоит. Просто я не вижу нужды щадить врагов. Их, в конце концов, никто не просил лезть в чужие дела.

Да, повторяет его собственные слова. Не дословно, но смысл понятен. Просто звучит непривычно – женщины редко говорят подобное. Не потому, что эмоций таких не испытывают, а из-за привычки соответствовать мужским представлениям о них. Хрупкие, беззащитные существа… от которых нет спасения. Эта хотя бы говорит то, что думает.

– Извините, – это короткое слово далось Вассерману тяжело. Извиняться он не привык – банально потому, что редко ошибался. Разве что между своими, но там все воспринималось иначе. А здесь и сейчас, да еще разговаривая с подчиненной… Однако же и поступить иначе он не мог, если не прав, не стоит упорствовать в собственной ошибке, тем более в глазах других людей.

– Да не за что. Спасибо за круассаны. Я, пожалуй, пойду.

Вассерман проводил девушку глазами, потом усмехнулся и вдруг бодро забарабанил пальцами по краю стола. Только что у него родился план. Оставалось лишь надеяться, что ему удастся уговорить бывшую студентку на аферу. Впрочем, уговаривать женщин он всегда умел. Хихикнув мысленно, профессор встал и направился в свою каюту. Эту ночь он спал без кошмаров…

Планета Урал. Это же время

Старинная, но все еще иногда исполняемая песня «А за окном то дождь, то снег» для этого места не подходила категорически. Хотя бы потому, что никакого дождя не шло, а снег лежал постоянно, закрывая горные склоны пушистым, серебрящимся в дневном свете одеялом. Чистота его здесь была неимоверная, в полном соответствии с гордым статусом лучшего на планете горнолыжного курорта, деликатно отпугивающего простых людей запредельными ценами.

Небольшое, аккуратненькое здание госпиталя, приткнувшееся на склоне, в ландшафт вписывалось идеально. Ничего удивительно, это вам не хухры-мухры, а реабилитационный центр для высшего комсостава планеты, в его палатах ниже полковника никого в жизни не бывало. Тем более лейтенантов, даже с приставкой «капитан-». Но все случается в первый раз, и развалившийся на удобной кровати, в которую, при желании, можно было упихнуть еще и пару-тройку медсестричек, пилот по фамилии Кольм был этому правилу наглядным подтверждением.

Кстати, медсестры Кольма вниманием не обходили, намеки делая весьма прозрачные. А чего? Молодой, в отличие от подавляющего большинства пациентов, собой недурен даже сейчас, а что званием не вышел – так то ж пока! Кого попало сюда не направляют, и сам факт того, что пилота лечили по-генеральски, говорит о том, что кадр оч-чень перспективный. Перед таким и задницей покрутить не грех, тем более урону от сего действия в любом случае никакого, да и сил затрачивать не нужно.

Впрочем, Кольму было пока что не до прекрасного пола. Сейчас, после курсов экстренной регенерации и интенсивной терапии, когда пилота буквально выдернули с того света, он больше напоминал скелет – мышцам при таком лечении достается изрядно. В докосмическую эпоху после таких ранений, а впоследствии еще и перегрузок, асфальтовым катком прошедшихся по кое-как залатанному и недолеченному организму, не выживали. В нынешнюю эпоху – всего-то три дня в госпитале, но восстанавливаться придется ой как долго. Как раз в последнем медицина особых успехов так и не достигла, упершись в естественные ограничения человеческого организма. Так что месяц здесь, а потом еще неизвестно сколько долечиваться. И не факт, что удастся восстановиться полностью. Именно последнее обстоятельство тревожило Кольма больше всего.

Нет, он, разумеется, верил адмиралу. Если тот сказал, что ему без разницы мнение врачей, главное, чтобы справлялся человек с задачей, стало быть, так и есть. Но себе врать последнее дело. Если ты физически не способен управлять кораблем, значит, нечего и лезть за штурвал. С тем, что пилотировать истребитель ему заказано, Кольм уже почти смирился, но если и вовсе космос запретят… Тогда хоть стреляйся.