Джеймс Лавгроув - Firefly. Машина иллюзий

Саймон, конечно, совсем другое дело. Он – не один из тех садистов с каменными лицами. Тем не менее свет, который отражался от тонкой полоски хирургической стали, наполнял Ривер ужасом.

Но она действительно хотела успокоиться. Все что угодно, лишь бы остановить вой сирены, от которого ее мозг пульсировал так, что, казалось, готов в любой момент взорваться.

Немного мира и покоя, хотя бы ненадолго.

Саймон закатал ей рукав. Ривер не стала ему мешать. Зои успокаивающе обняла ее за плечи. Саймон, хороший врач, ловко ввел иглу в ее локтевой изгиб. Боли Ривер почти не почувствовала.

Саймон. Зои.

Ривер доверяла им обоим: Саймону – потому что он ее старший брат (а ведь старшим братьям не доверяют только дуры), а Зои – потому что она воительница, потому что у нее кодекс чести. Ривер знала, что они не причинят ей вреда. Оба защищали и будут защищать ее столько, сколько нужно. Но ни Зои, ни Саймон не знают, что зловещая сирена действует в них, распространяется, словно чернила в воде. Они не сообразят, что она там, пока сирена не проявит себя.

Внезапно среди вихря мыслей в мозгу Ривер, словно яркая вспышка, настал миг абсолютной ясности:

Им нужно помочь. Кто-то должен это сделать.

Но было уже слишком поздно: Саймон нажал поршень шприца, и инъекция наполнила Ривер теплом. Жидкость текла по ее венам успокаивающей волной – безмятежной, сияющей, изумрудной.

Сирена начала стремительно затихать. Ривер почувствовала, как сильные руки Зои опускают ее на постель и укутывают в одеяло. Немногие понимают, что Зои – это воплощение любви. Любовь заставляет ее сражаться. Любовь делает ее храброй.

Ривер посмотрела на красивое лицо Саймона.

Саймой улыбнулся ей. Он тоже воплощение любви и сострадания. Его любовь к ней, его мэймэй , была так сильна, что иногда пугала Ривер.

Он не знает. Он, как и все остальные, не знает, что грядет. Все они понятия не имеют, какой ад ждет их впереди.

Сирена уже превратилась в приглушенное бормотание, в медленное подводное течение в океане звуков. Толпа лиц и голосов уплывала, растворялась вдали.

Ривер закрыла глаза и вскоре уже блаженно плыла по морю молчаливой пустоты.

– Как она? – спросил Мэл, когда Саймон вышел из кубрика Ривер.

– Мы дали ей успокоительное и уложили в постель, – ответил Саймон.

– Отлично, отлично.

Мэл подождал, пока Зои выберется из кубрика, и кивнул ей.

Она кивнула в ответ и направилась на мостик.

Тогда Мэл наклонился к Саймону и прошептал:

– Слушайте, док, я знаю, что ваша сестра – особенная и все такое… Я понимаю, что она, в отличие от нас, ощущает разные штуки. Как думаете, может, она…

– Что может, Мэл?

– Я не знаю. Это прозвучит слегка бредово, но не может ли она заставлять других делать то же самое?

– Передавать другим свои… скажем так… силы?

– Вроде того.

– А почему вы спрашиваете?

– Просто так, – уклончиво ответил Мэл. – Видите ли…

Он помедлил. Каким образом можно начать рассказ о том, что произошло в шаттле? Сейчас ему казалось, что он ненадолго провалился в дыру пространства-времени и попал в ситуацию, которой никогда не было и не могло быть. Собственный дом, разговор с Инарой, голоса детей во дворе – во все это было сложно поверить. Но тем не менее, пока он пребывал в том странном трансе, происходящее казалось убедительным, правильным.

Одной из причин возникновения данного феномена могла быть Ривер Тэм. Если на «Серенити» что-то шло кувырком, то в эпицентре событий, скорее всего, находилась Ривер. В данном случае взгляд, который она бросила на него несколько минут назад, и ее жест заставляли предположить, что она каким-то образом узнала, что у него было это видение, галлюцинация, заскок, как это ни назови.

Тем не менее Мэл был не в силах развивать эту тему в разговоре с Саймоном. Во-первых, он не хотел, чтобы Саймон считал его человеком, находящимся под властью фантазий или бредовых идей. Мэлу было важно всегда выглядеть спокойным и контролирующим ситуацию. Беззаботный, уверенный в себе капитан – вот образ, который Мэл хотел поддерживать.

Во-вторых, мысли об Инаре были настолько личными, что рассказывать о них – все равно что признаться в какой-то мрачной, жуткой тайне. Он, Инара, обручальные кольца, идеальный дом за городом, двое детей – несомненно, его и Инары – такую картину семейного счастья представлял себе Мэл, по всему этому он тосковал, но не мог даже думать о том, что когда-нибудь это станет реальностью. А теперь вероятность того, что они с Инарой будут вместе, практически исчезла.

– Нет, – сказал он наконец. – Проехали. Все это ерунда.

– Не похоже.

– Да нет же. Я просто не выспался и устал, вот и все.

– Я тоже, – сказал Саймон, подавляя зевок. – Не знаю почему, но я всю ночь ворочался. Около трех часов я снова проснулся и пошел проверить Джейна. Он спал как младенец. Возможно, совесть не давала мне покоя, пока я не исполнил свой врачебный долг.

– Возможно, моя совесть тоже меня тревожила. И, предупреждая ваш вопрос – да, у меня есть совесть.

– Никогда в этом не сомневался, – ответил Саймон, еле заметно улыбнувшись.

– А я, наверное, расстроился, что дело с доставкой груза Бэджеру накрылось и мы зря потратили время. Возможно, поэтому я ищу связи там, где их нет.

– Связи? Вы поэтому спросили насчет Ривер?

– Нет.

– Мэл, прошу вас, если вам известно, что с ней произошло…

– Док, я ничего не знаю.

– Вы в этом уверены?

– Да, уверен, и я буду весьма вам обязан, если вы прекратите приставать ко мне с этим вопросом, – ответил Мэл суровым, не допускающим никаких вольностей тоном. – Зря я с вами заговорил. Все это не важно. Проехали.

Мэл повернулся и ушел. Даже не оборачиваясь, он знал, что Саймон смотрит ему вслед с любопытством – и, возможно, с тревогой.

На мостике миловались Зои и Уош. На самом деле, когда Мэл туда вошел, они стояли в доброй паре ярдов друг от друга, но по их лицам было видно, что еще пять секунд назад они целовались, крепко обнимая друг друга, а потом, заслышав его шаги, приняли невинный вид. Скрывать правду Уош совсем не умел: он залился румянцем, его взгляд бегал из стороны в сторону. Зои, напротив, казалась холодной и бесстрастной, но это само по себе о многом говорило.

Нет, проявления супружеской любви не были тем, чего следовало стыдиться. Однако в последнее время Зои и Уош старались не демонстрировать свои чувства в присутствии Мэла. Он знал: они поступают так, чтобы не сыпать ему соль на раны, не причинять ему боль, напоминая о ситуации с Инарой.

Это было еще одно свидетельство того, что отъезд Инары, и в меньшей степени – Бука, изменил динамику отношений на борту «Серенити», и притом к худшему.