Адам Робертс - Стена

Тигхи огляделся вокруг. Он оказался в самой гуще скитальцев. Они бесцельно, потухшими глазами смотрели в пространство. Многие настолько исхудали, что их кости не просто выпирали из кожи, но казалось, стремились выскочить из нее, точно так же, как их тела выпирали из одежды, которую солнце, дождь и ветер превратили в лохмотья. Тигхи бросилось в глаза, что все их движения были замедленными. Человек, сидевший на корточках рядом с ним, поворачивал свою голову как во сне. Его лицо открывало Тигхи свои черты постепенно, подобно неотвратимому ходу солнца, поднимающегося в небе. От голода глаза человека приобрели молочно-белый цвет, а кожа была испещрена розовато-лиловыми точками. Даже дышать этому бедолаге приходилось через силу, словно воздух никак не мог преодолеть лестницу, на которую были похожи ребра его грудной клетки. Он окидывал Тигхи таким взглядом, словно тот находился на недостижимо далеком расстоянии и был абсолютно безликим, как само небо, а затем так же медленно возвращал свою голову в прежнее положение.

– Ты умираешь, – произнес Тигхи.

Сказанные слова сделали его восприятие этого человека еще более отстраненным.

Скиталец утвердительно вздохнул; выдох – ответ.

– Когда ты ел в последний раз?

Теперь, чтобы ответить, скиталец сделал вдох:

– Несколько месяцев назад.

Несмотря на физическую немощь, его голос прозвучал неожиданно громко.

– Я ел траву, – сказал он. Слова выходили из него медленно, но отчетливо. – Однако она не сохраняет силы в теле.

– Стало быть, ты ждешь, пока не подвернется работа.

Очередной выдох, более похожий на смех.

– Никто теперь не наймет меня. Я слишком слаб.

Тигхи взглянул на его руку; локоть был похож на высохший стручок с семенами, прикрепленными к тонкому черному стеблю.

– Бывает, что кто-нибудь приходит, – произнес он и сделал паузу, чтобы набрать в легкие воздуха. – Приходит и выбирает себе того, кто посильнее. Вон из тех ребят. – Последовал слабый кивок головой в нужном направлении. – Они получают за работу немного еды и опять возвращаются к своим.

– Почему ты просто сидишь здесь и ждешь смерти? – внезапно для самого себя спросил Тигхи. – Почему бы просто-напросто не шагнуть через край мира и не покончить со всем сразу? Если бы я был на твоем месте, я бы взял и шагнул через край. Вот что я сделал бы. А почему ты не хочешь так поступить?

Мужчина во второй раз терпеливо перекатил свою голову. Встретив напряженный взгляд Тигхи, он ответил:

– Грех.

– Что?

Скиталец вернул свою голову в прежнее положение и ничего не сказал.

– Даже если это и грех, какая разница? – произнес Тигхи. – Все равно через несколько дней ты умрешь.

Сказанные слова добавили ему решительности. Это жестоко, но ведь мир жесток.

Последовало долгое молчание. Наконец мужчина сказал:

– Я должен до конца следить за тем, что происходит в мире.

После очередной паузы он добавил:

– Я должен наблюдать за тобой.

– А ты знаешь, кто я? – спросил Тигхи.

Он встрепенулся. Как же ему это раньше не пришло в голову.

– Ты знал моих па и ма? Ты когда-нибудь видел их?

Однако мужчина уже успел выдохнуть:

– Тебя не знаю, но видел раньше. Ты живешь у этого старика.

Проследив за его взглядом, Тигхи увидел своего деда, который шел в обратном направлении по выступу главной улицы. Он приближался к тому месту, где сидел Тигхи, и его вид не предвещал ничего хорошего.

– Я бы сказал, – произнес мужчина, – что он ищет тебя. Он шляется взад-вперед.

– Но почему? – удивился Тигхи. Бессилие и гнев объединились в нем и дали знать о себе с невероятной силой. – Почему ты сдаешься так легко? Как можешь просто сидеть здесь, на земле, и покоряться обстоятельствам?

Мужчина не повернул голову и ничего не сказал. Глаза Тигхи опять налились слезами. Все было бессмысленно. В конце концов все заканчивается смертью. Люди изо всех сил цепляются за такую ненадежную и опасную стену жизни, но рано или поздно их хватка слабеет, силы истощаются, и они падают в ничто.

На Тигхи упала тень.

– Что ты здесь делаешь? – спросил дед резким, пронзительным голосом. Это обещало большие неприятности позднее, в менее людном месте. – Расселся со скитальцами?

Лицо Тигхи стало мокрым. От слез. Он ничего не мог поделать с собой. Подняв голову, Тигхи взглянул на деда, фигура которого угрожающе возвышалась над ним. Лицо старика, находившееся в тени, казалось от этого еще более темным, чем на самом деле. Освещенные солнцем кончики волос воспринимались как нимб.

– Мои родители мертвы, – сказал он.

– С тобой говорили мои враги? – требовательным тоном спросил дед.

Тигхи догадался, что тот все еще думает о наследстве.

– Я никогда не увижу их снова, – громко произнес Тигхи.

Не успел он договорить эту фразу, как ощутил удар по подбородку. Дед, как всегда, пустил в ход посох. Зубы Тигхи клацнули, и кончик языка пронзила резкая боль.

– Хочешь сидеть со скитальцами, так? – Судя по голосу, дед с трудом сдерживал злобу. – Хочешь грязную, случайную работу, чтобы набить свое брюхо всякой дрянью? Ну что ж, посмотрим – посмотрим, как тебе понравится настоящая работа, ты, никчемный мальчишка, неблагодарная тварь.

Тигхи, вынужденный замолчать, ощутил во рту вкус крови. Кончик языка неприятно покалывало. Дед наклонился к юноше и, схватив его за шиворот рубашки, поволок за собой.

– Я и так потратил целое утро, чтобы найти тебя, – пролаял он. – Ты пойдешь со мной.

Едва Тигхи перешагнул порог дома деда и за ним захлопнулась рассветная дверь, как старик обрушил на него поток ругательств, сопровождаемых ударами посоха. Тигхи почувствовал – действительно почувствовал, как из него уходит то, что составляет отличие человека от других живых существ. Слова, которые вылетали изо рта деда вместе с пеной, входили в мозг потоком бессвязных звукосочетаний, не имевших никакого смысла. В полумраке главного пространства лицо деда потеряло конкретные черты и превратилось в расплывчатое пятно. Юноша не видел ничего, кроме бесформенной тени, от которой исходила музыка гнева. Нижняя челюсть Тигхи отвисла. В этом трансе реальными были лишь удары, врывавшиеся в его беспамятство острой болью, от которой он вопил, как обезьяна, и катался по полу, пытаясь увернуться.

Через некоторое время дед, похоже, начал уставать, и Тигхи уполз в угол, где свернулся в колобок. Он опять заплакал, хотя в том не было никакого смысла, никакого утешения. Все это было абсолютное ничто.

Тигхи перестал хныкать и скулить, потому что ему вдруг захотелось есть. Робко оглядевшись, словно он действовал вопреки своему внутреннему голосу, Тигхи подполз к столу и, схватив горбушку травяного хлеба, вернулся в свой угол и начал жадно есть, давясь плохо пережеванными кусками.