Адам Робертс - Стена

Тигхи открыл рот, чтобы ответить, но нужные слова не шли на язык. Как объяснить ей? Беспросветность его существования, когда надеяться абсолютно не на что и не на кого. Девушка придвинулась поближе, и Тигхи опять ощутил исходивший от нее особенный запах. Он проникал в самые сокровенные части его тела, заставляя забыть о своем несчастье. Желание мельчайшими пузырьками поднималось с самого низа его живота.

– Уиттерша, – произнес он снова.

Тигхи хотелось сказать ей кое-что, но мысль об этом наполняла его ужасом. Он не хотел думать об этом. Неужели она не видела?

– Мой славный Тигхи, – говорила она, обдавая дыханием его щеку. – Я думаю о тебе и скучаю по тебе. Почему бы тебе не спуститься по лестнице? Почему бы не сделать это сейчас?

– Скитальцы, – произнес Тигхи, еле дыша.

– Что ты говоришь?

– Чужаки. Они умирали с голода.

– Но вчера дож отправил из всех вверх по лестнице, – сказала Уиттерша, слегка подавшись назад. – Все только и говорят об этом. Скатертью дорожка – они были проклятием для нашей деревни. Так все говорят.

– У троих из них не было сил встать и подойти к лестнице, – проговорил Тигхи едва слышно.

Уиттерша удивленно воззрилась на него:

– Ну и что?

– Да ты подумай сама. Ведь они не могли даже встать – но этим утром их уже не было здесь.

– Значит, они ушли за остальными, – беззаботно сказала Уиттерша. – Сейчас мне нужно отнести траву моему па, однако потом у меня будет немного свободного времени. Почему бы тебе не побыть со мной хотя бы часок?

В груди у Тигхи словно что-то лопнуло и исчезла какая-то преграда. Он оживился.

– Нет, Уиттерша! Неужели ты не можешь понять? Куда делись последние скитальцы?

– Они поднялись по лестнице. Моего па это здорово разозлило. Почему это им дали бесплатный проход, в то время как ему и другим деревенским приходится платить деньги, чтобы их пропустили на лестницу дожа. Но даже па обрадовался, когда их не стало. Они были проклятием.

– Да, они ушли по лестнице, – сказал Тигхи, схватив ее за руку. Он должен был заставить ее понять. – Но не все. Трое были слишком слабы.

– Тигхи, – произнесла Уиттерша, бросив связку травы на землю, чтобы освободить руку, которую юноша сжал слишком сильно.

– Куда подевались те трое?

– Ушли, – сказала Уиттерша. – Да и какое это имеет значение? Вверх по лестнице.

– Нет. – Он привлек ее к себе и посмотрел в глаза. – Неужели тебе не ясно? Неужели ты не понимаешь, что сделал мой дед?

– Тигхи…

А затем, подобно раскату грома во время рассветного урагана, прозвучал голос. Тигхи с содроганием узнал его. Дед.

– Внук!

Он оглянулся. На выступе главной улицы стоял дед и смотрел прямо на него. Он не только смотрел на юношу, но и показывал на него своим деревянным посохом. Позади деда, как всегда, стояли оба его помощника. Все, кто находился в этот момент на выступе главной улицы, оставили свои дела, чем бы они ни занимались, и уставились на священника.

– Внук! Сейчас же отойди от этой еретички! Оставь мерзкую девчонку в покое!

На лице Уиттерши отразился смертельный испуг. Вырвавшись из рук Тигхи, она отскочила от него. Однако в висках Тигхи уже гулко застучала кровь. Подавленное настроение вдруг улетучилось, на смену ему пришли ясность и легкость во всем теле. Казалось, стоит подпрыгнуть, и он станет парить в воздухе, поднимаясь все выше и выше, пока не поравняется с Богом, величественно восседающим на самой верхушке стены. Тигхи повернулся лицом к деду.

– Ты убил их, – прокричал он пронзительным, срывавшимся на визг голосом.

Так получилось помимо его воли, ибо ему было трудно совладать со своими эмоциями.

– Внук! – громоподобно проревел дед.

– Ты убил их – вы пришли ночью и сбросили их с мира. Убийца! Убийца!

Из глаз у юноши потекли слезы. Поднятая рука задрожала. На выступе главной улицы воцарилась абсолютная тишина. Тигхи смог почувствовать даже присутствие Уиттерши, которая стояла у него за спиной, неподвижная, как камень. В движении было лишь лицо деда, которое дергалось и тряслось, искажаемое злобой и изумлением.

Он открыл рот, желая сказать что-то, однако раздался лишь сдавленный, хрипящий звук. Тогда дед сделал вдох и заорал:

– Берегись, сын моей дочери! Тебя обманули мои враги!

– Ты убил их так же, как убил моих па и ма! – крикнул ему в ответ Тигхи. – Ты сделал это! Ты сбросил их с края мира.

– Мне наплевать на то, что тебя, возможно, родила моя дочь, – завопил дед, и гнев до неузнаваемости исказил его лицо. – Ты преступник, ты оклеветал меня и будешь наказан.

– Все это знают, но боятся сказать, – крикнул Тигхи. Слезы обильно струились у него по щекам. – Все знают, что ты убил моего па, убил принца. Ты убил мою ма, свою собственную дочь.

Дед завыл, завыл самым натуральным образом, так, как воет ветер на рассвете. Затем, выбросив вперед обе руки, он приказал своим помощникам схватить Тигхи. Помощники ринулись вперед, широкими прыжками преодолевая пространство, отделявшее их от юноши. Затуманенным слезами зрением Тигхи едва различал их фигуры. В ушах опять прозвучал голос деда:

– Как смеешь ты говорить такие гнусные мерзости?!

Однако Тигхи уже повернулся к нему спиной, а в следующую секунду уже несся по выступу главной улицы. Эта реакция была почти бессознательной. Та его часть, которая принадлежала скорее к миру животных, а не людей, не хотела попасть в лапы людей деда, отказывалась вновь подвергаться побоям. Тигхи не имел никакого представления о том, что делали или говорили жители деревни. Он был слеп ко всему, за исключением смутного ощущения своих ног, топавших по утрамбованной, высохшей грязи и траве, видневшейся кое-где зелеными пятнами.

Тигхи бежал неуклюже, пытаясь на бегу протереть глаза тыльной стороной ладони. Он слышал собственные всхлипывания и топанье ног преследователей за спиной. Теперь Тигхи посетило чувство, говорившее ему, что он озвучил то, о чем нельзя говорить, и взамен не получил облегчения.

Добежав до дальнего конца выступа главной улицы, Тигхи быстро вскарабкался по короткой лестнице на уступ и побежал в обратном направлении. Его целью было добраться до уступов, находившихся выше и в стороне. На одном из таких уступов стоял дом его па. Кто-то – Тигхи не успел разглядеть лицо этого человека – стоял в оцепенении с разинутым ртом, когда мимо проскочили сначала Тигхи, а затем помощники священника.

Помощники, рослые и крепкие парни, были постарше юноши и потому бежали более широким, размашистым шагом. Расстояние между ними и преследуемым быстро сокращалось. Их пальцы уже доставали до его одежды. Они пытались схватить его. Опасность поимки родила у Тигхи внезапное ощущение тошноты. Он начал вилять из стороны в сторону и лягаться. Тигхи из последних сил рванул вперед и увеличил отрыв от преследователей.