Николай Липницкий - Записки марсианина

– Уважаемые Грэг и Руп! – наконец голос нарушил тишину. – Доложите цель вашего визита.

– Инспекция правильного хранения.

– Приказ номер ноль двадцать три подтверждаю. Можете продолжить движение.

Аж от сердца отлегло. В который раз прохожу эту процедуру, а всё равно не по себе. Каждый раз ждёшь чего-то неожиданно плохого. Оно и верно. Стоит ошибиться на узле связи какой-нибудь молодой операторше, и приказ не пройдёт. И тогда нас просто собьют сгустком плазмы. Догорим, не долетев до земли. А их там, молодых, смазливых и романтически настроенных, полно. Что стоит одной из них, задумавшейся о неразделённой любви, просто забыть отправить нужную бумагу не по назначению? Или вообще потерять, засунув в какую-нибудь другую папку. А нам тут гореть, из-за неё, синим пламенем.

Гравилёт пошёл по дуге, плавно снизился и влетел в шлюзовую камеру. Мы дождались, когда створки шлюза закроются, и давление снаружи кабины выровняется, откинули дверцы машины и спрыгнули на мощёный шлифованным камнем пол. В дальней стене открылась дверь, и вышедший оттуда военный в тактическом комбинезоне поманил нас. Я подхватил сумку и пошёл к нему. Следом, на ватных ногах, пошатываясь, потянулся и Руп.

– Центурион Валльс, начальник охраны объекта, – представился военный. – А вы, думаю, и есть Грэг и Руп?

– Да. Это мы, – ответил за обоих я. – Проводите нас к руководству объекта.

– Следуйте за мной.

За дверью оказался небольшой коридорчик, тамбур, потом ещё один тесный коридорчик, заканчивающийся бронированной заслонкой. Валльс провёл рукой по правой стороне, чип, вживлённый в запястье, подал сигнал, и заслонка поднялась, открывая обыкновенный коридор, каких я повидал немало в различных учреждениях. Такое ощущение, что я в какой-то конторе, а не на особо важном охраняемом объекте государственного значения. Мы прошли мимо рядов стандартных канцелярских дверей и остановились перед последней, солидной, выполненной из сталитового графита.

– Кабинет доктора Тренка. Вам сюда. А я, с вашего позволения, вернусь к своим делам.

– Идите, центурион. Мы тут сами справимся.

Валльс чётко, как на плацу, развернулся и удалился. А я, толкнув дверь, впихнул впереди себя начинающего приходить в себя Рупа и вошёл следом. Доктор Тренк, высокий, костлявый и весь какой-то несуразный, поднялся из-за стола и вымученно улыбнулся.

– Рад вас видеть, досточтимые!

Ага. Безумно рад! Так все обычно радуются, когда к ним прилетает инспекция. И улыбается неискренне. Впрочем, нам с Рупом как-то безразлично, с какими чувствами нас встречают. Лишь бы не мешали нам выполнять наши задачи. А бывает всякое. То с документом требуемым затягивают, то на объект никак не доставят. Хотя, на объект нас тут никто и не допустит. Во-первых, условия хранения при температуре, близкой к абсолютному нолю требуют нахождения там в скафандре наподобие того, в котором выходят в открытый космос космолётчики. А, во-вторых, там мы всё равно ничего не поймём. Не наша епархия.

Наша задача – документация. График проверки криогенных систем, журнал очерёдности тестирования, журналы наблюдения, снятия проб, охранные системы, системы климатического контроля и так далее. Нудно, конечно, но на то мы и канцелярские крысы. А кто ещё в министерствах работает? Только крысы канцелярские. Которые, день ото дня, этим самым и занимаются. Документация – наше всё. Мы с Рупом отказались от предложенного чая и сразу прошли в кабинет, специально выделенный для инспекции. Там уже стояли два вычислительных модуля с голографическими экранами, и мы с ходу принялись за работу. Быстрее начнёшь, быстрее закончишь. Мне надолго тут зависать, как-то, не улыбается. Рупу – тоже.

Как ни торопились, но провозились до самого вечера. Не лететь же в ночь дальше! Пришлось остаться с ночёвкой. Наверху разыгралась нешуточная буря, и связь заработала с перебоями. Из-за помех вообще невозможно было ничего понять из того, что говорят на том конце. Поэтому я, после нескольких безуспешных попыток поговорить с Мией, бросил это бесполезное занятие и вернулся в комнату, где нас разместили. Руп уже улёгся в постель и сейчас что-то читал на голопроекторе. Я разделся и тоже улёгся. Сон не шёл. Не люблю я надолго из дома уезжать. И на чужом месте мне не спится.

Покрутившись в постели около получаса, мне, всё-таки, удалось уснуть. И, даже, что-то снилось. Я где-то бегал, в кого-то стрелял, потом прыгал со скал в глубокую пропасть. Суматошный сон получился. В чём его суть, я как-то не запомнил. Только в целом суета и беготня. Хотя, какая может быть суть у сна? Одни эмоции, которые накопились за день и ночью выплёскиваются таким образом. Мотало нас хорошо во время полёта, вот и сон такой.

Утром, позавтракав в общей столовой, мы отправились дальше. На очереди у нас – хранилище генофонда. Вот, закончим с ним, и домой можно. Выводил нас всё тот же центурион Валльс. Уже готовый к полёту гравилёт дожидался нас в шлюзовой камере, чистенький, с обслуженным антигравом и, даже, с вымытым салоном. Приятно. Мы залезли внутрь, заняли свои места, а Валльс стукнул кулаком в грудную пластину, отдавая честь, и скрылся за дверкой. Загудели сервоприводы, шлюз открылся и мы стартовали.

Ветер, словно ждал, когда мы вылетим. Резкий порыв ударил гравилёт слева, потом подхватил под днище и навалился справа. Бортовой вычислительный комплекс выровнял машину и прибавил скорость, спеша отогнать аппарат повыше. Оно и верно. Тут из-за скалистого рельефа и воздушные потоки непредсказуемы. А наверху ветер, чаще всего, в одном направлении дует. Легче машину удерживать. Руп моментально позеленел и тут же рванул в санитарный отсек. Бедняга. Не надо было ему завтракать.

До генофонда добрались быстро. Всего час полёта, который Рупу точно показался вечностью. Наконец, пройдя необходимые процедуры, вылезли из гравилёта в шлюзовой камере, и, в сопровождении начальника охраны центуриона Хлойка, прошли в кабинет профессора Нарсена, руководителя хранилища. Пара слов в качестве приветствия, стандартный, ничего не значащий разговор, вымученная улыбка, призванная изображать радость от встречи с инспекторами, и такой же, как и в семенном фонде, кабинет. Работа есть работа. Закончили уже ближе к вечеру. Оставаться на ночёвку не хотелось, хоть нас и уговаривали. До дома лететь часа три, если по прямой, до темноты вполне можно уложиться, поэтому мы решили вылетать.

Гравилёт привычно боролся с порывами ветра, а Руп всё так же пугал унитаз, когда мерное жужжание антиграва внезапно сменилось рваными, дергаными звуками. Да и сам гравилёт, вдруг, завибрировал корпусом и, снижаясь, стал рыскать из стороны в сторону. Пульт управления замигал огнями, над лобовым стеклом вспыхнула красная панель, а тишину разорвал писк тревоги.