Вернор Виндж - Пламя над бездной

— Я не думала об этом в таком аспекте. Да, сейчас время перемены…

Странник вошел в ее середину. Две стаи минуту стояли обнявшись, мысли сливались в сладкий хаос. Последнее, что они ясно помнили, как шли вверх по лестнице в его апартаменты.

К вечеру того же дня Резчица принесла картиночный ящик в лабораторию Тщательника. Сам Тщательник и Хранитель уже были там. И Описатель Джакерамафан тоже там был, но держался от других дальше, чем могла бы требовать вежливость. Появление Резчицы прервало какой-то спор. Несколько дней назад такая свара ее бы расстроила. А теперь она просто втянула в комнату своего хромого, посмотрела на всех глазами слюнявого — и улыбнулась. Ей было хорошо, как не было уже много лет. Резчица приняла решение и проводила его в жизнь, и теперь ее ждали новые приключения.

При ее появлении Описатель расцвел.

— Вы были у Странника? Как он?

— Отлично, просто отлично. — Стоп! Незачем им показывать, насколько на самом деле отлично. — Я имею в виду — он оправится полностью.

— Ваше величество, я благодарен вам и вашим врачам. Викрэкшрам — отличная стая, и… я хочу сказать, что даже пилигрим не может менять элементы ежедневно, как костюмы.

Резчица небрежно махнула головой в знак согласия. Потом подошла к середине комнаты и поставила на стол картиночный ящик чужака. Он был больше всего похож на большую розовую подушку, только с висячими ушами и вышитым на ней странным зверем. Резчица, провозившись с этим прибором полтора дня, здорово научилась… его открывать. Как всегда, появилось лицо двуногой, производящее ротовой шум. Как всегда. Резчица благоговейно восхитилась видом движущейся мозаики. Для создания этой иллюзии нужно было синхронно двигать миллион мельчайших «плиток». И все равно она каждый раз повторялась.

Резчица повернула экран так, чтобы Тщательник и Хранитель тоже видели.

Джакерамафан пододвинулся ближе и вытянул пару голов, чтобы видеть.

— Ты все еще думаешь, что этот ящик живой? — спросил он Хранителя. — Дашь ему чего-нибудь сладкого, и он откроет свои секреты, да?

Резчица улыбнулась про себя. Описатель не был пилигримом. Пилигримы слишком зависимы от чужой доброй воли, чтобы подкалывать тех, кто у власти.

Хранитель просто не обратил на него внимания. Все его глаза смотрели на Резчицу.

— Ваше величество, прошу не принимать за оскорбление. Я — то есть мы, члены совета, должны снова вас попросить. Этот ящик с картинками слишком важная вещь, чтобы оставлять его в пастях одной стаи, даже столь великой, как вы. Просим вас. Оставьте его нам всем, по крайней мере на время вашего сна.

— За оскорбление не принимаю. Если вы настаиваете, можете принять участие в моих исследованиях. Дальнейшие уступки не рассматриваются.

Резчица посмотрела на Хранителя невинным взглядом. Хранитель был знаток в вопросах шпионажа, посредственный администратор и никуда не годный ученый. Лет сто назад она бы отправила такого, как он, ухаживать за посевами, если бы он вообще решил остаться. Сто лет назад не было нужды в шпионах и контрразведчиках и вполне хватало одного администратора. Как все изменилось. Она машинально ткнула ящик носом — может быть, все опять изменится.

Тщательник на вопрос Описателя ответил серьезно:

— Я вижу, милостивый государь, несколько возможностей. Первая: это волшебство. — Хранитель отвернулся, недовольно поморщившись. — Я имею в виду, что этот ящик настолько превосходит наши возможности понимания, что является магическим. Но это ересь, которую никогда не примет Резчица, и я ее вежливо опускаю. — Он мелькнул в сторону Резчицы сардонической улыбкой. — Вторая: это животное. В совете многие так и подумали, когда Описатель впервые заставил его заговорить. Но оно похоже на взбитую подушку, даже с этой забавной вышитой на боку фигурой. Что еще важнее, оно отвечает на раздражители с абсолютной повторяемостью. А это — то, что я могу распознать. Это поведение машины.

— Это ваша третья возможность? — спросил Описатель. — Но ведь быть машиной — это значит иметь движущиеся части, а здесь, кроме…

Резчица резко махнула хвостом. Тщательник мог говорить так часами, а Описатель явно того же типа стая.

— А я так скажу: сначала надо больше узнать, потом рассуждать.

Она похлопала по углу ящика — точно так же, как Описатель на первой демонстрации. Лицо чужака с картинки исчезло, сменившись вертящимся цветным узором. Раздался всплеск звука, затем — ничего, кроме гудения, которое всегда издавал ящик в открытом виде. Они знали, что ящик умеет воспринимать низкие звуки и что он ощущает прикосновения к квадратной платформе у себя внизу. Но эта платформа сама была чем-то вроде экрана для картинок: определенные команды преобразовывали решетку точек прикосновения в совершенно другие формы. Первый раз, когда они это сделали, ящик отказался отвечать на все дальнейшие команды. Хранитель был тогда уверен, что они «убили маленького чужака». Но когда они закрыли ящик и открыли его вновь, он вел себя по-прежнему. Резчица была почти уверена, что никакие касания или слова не смогут причинить этой штуке вред.

Она повторила известные сигналы в обычном порядке. Результаты были зрелищными и идентичными предыдущим. Но если изменить их порядок, эффект был другой. Резчица не была уверена, что согласна с Тщательником. Да, ящик ведет себя с повторяемостью машины… но такое разнообразие ответов гораздо более свойственно животному.

У нее за спиной Описатель и Тщательник выдвинули вперед по элементу. Те выставили головы повыше, чтобы ясно видеть экран. Шум их мыслей становился сильнее и сильнее. Резчица пыталась вспомнить, что она планировала дальше. Но шум стал наконец слишком силен.

— Не будете ли вы столь добры отодвинуться?! Я своих мыслей не слышу!

И вообще тут вам не хор.

— Ох, простите! Так достаточно?

Они отодвинулись футов на пятнадцать. А друг от друга эти элементы были на расстоянии двадцати футов. Да, наверное, Тщательник и Описатель очень хотят видеть экран. Хранитель держался на соответствующем расстоянии с видом настороженного энтузиазма.

— У меня есть предложение, — сказал Описатель. Голос его дрожал в попытках сосредоточиться и отвлечься от мыслей Тщательника. — Когда вы касаетесь квадратика три/четыре и говорите… — он воспроизвел звуки чужака, что было очень легко, — экран показывает набор картинок. Они явно соответствуют квадратикам. Я думаю, что нам дается выбор.

Хм.

— Так этот ящик в конце концов будет нас учить? — Это машина, придется найти новые определения. — Ладно, давайте поиграем.

Прошло три часа. К концу их даже Хранитель выдвинул одного своего элемента к экрану. Шум в комнате гудел на грани умалишенного хаоса. И каждый предлагал «скажи это», «нажми то», «когда он последний раз это говорил, мы поступили так-то»… Появлялись интригующие цветовые образы, зарисованные чем-то, очень похожим на письменную речь. По экрану метались крошечные двуногие фигурки, сдвигая символы, открывая окошки… Идея Описателя Джакерамафана оказалась верной. Первые картинки в самом деле были вариантами выбора. И варианты разворачивались дальше — как дерево, сказал Описатель. Он был не совсем прав — иногда они возвращались к уже пройденному. Это была метафора сетки улиц. Четыре раза они оказывались в тупике и должны были начинать сначала, закрыв ящик. Хранитель отчаянно чертил карты путей. Это помогло, теперь можно было распознать места, которые они хотели видеть снова. Но даже он понимал, что здесь есть бесчисленные иные пути и места, куда никогда не попасть методом слепого поиска.