Владимир Зенков - Конфликт

Плохо ворочающимся языком он спросил у ближайшего соседа, где здесь туалет. Тот молча ткнул пальцем за угол: прямо к стене старинного особняка были прилеплены каменные писсуары – самая яркая приманка для туристов.

Алекс едва успел добежать до каменной чашки. Стоял блаженно задрав голову, таращась на лепной карниз. Совсем рядом, за углом, раздался пронзительный женский крик, в котором смешались страх и возмущение. Вот наказание, помочиться со вкусом не дают. Чертыхнувшись, он потащился за угол.

Два совершенно одинаковых голенастых парня с блудливыми глазами обрабатывали импозантную даму бальзаковского возраста, элегантно и дорого одетую. Один сзади придушил ее за шею, второй рвал роскошную сумочку на толстой цепочке. Цепочка оказалась прочной, парни замешкались. Алекс радостно пробормотал:

– Бросьте ее, ребята, пойдем лучше выпьем.

Взгляд бегающих глазок враждебно уперся в неожиданную помеху, в руке одного из близнецов появился пружинный нож. Звонко щелкнув, выскочило отточенное до бритвенной остроты лезвие.

Алекс мгновенно остервенился: нож, зазвенев, ударился в кирпичную стену, парень завыл, баюкая сломанную руку. Второй, получив в солнечное сплетение ужасный удар ногой, опрокинулся навзничь и затих.

Не слушая благодарностей растрепанной женщины, герой быстренько вернулся к столикам, порядком протрезвев. Расплачиваясь с официантом, показал за угол:

– Там дама, помогите ей и вызовите полицию, пока грабители не в состоянии двигаться.

Вспыхнул экран УАСа, на нем появилась мордашка секретарши с ослепительной улыбкой:

– Капитан, с вами хочет говорить комиссар полиции.

Шантеклер поспешно отключил внешние динамики и взял трубку. С экрана уставились пронзительные глаза под кустистыми седыми бровями. С серебряной шевелюрой, с обвисшими бульдожьими щеками и короткой щеточкой усов, комиссар что-то неспешно и отчетливо говорил, постукивая ногтями по крышке стола. У Ратнера внутри оборвалось:

– Черт, что же я натворил, если сам комиссар звонит нашему петуху?

Физиономия начальника курса последовательно изобразила важность, уважение к собеседнику, величайшее почтение и, наконец, полную растерянность:

– Да, господин комиссар. Есть, господин комиссар, он как раз у меня. О да, конечно, кто же не знает господина депутата Мартэна? Что, мадам Мартэн? Боже, какой ужас! И где, кафе «Сюзерен»! В этих местах отродясь не было никакой швали. Что вы говорите? Нет-нет, я горжусь своими мальчишками. Мадам Мартэн настоятельно требует поощрения? Конечно, непременно, на первом же общем построении Академии. Мои наилучшие пожелания, господин комиссар.

Девиль раздраженно бросил трубку и проворчал:

– Воистину, Бог печется о дураках и пьяницах. Мадам Мартэн, жена депутата, требует вас поощрить, вы, оказывается, успели спасти ее от грабителей.

Со вздохом опустившись в кресло, Шантеклер потер свой могучий нос:

– Я хотел вышвырнуть вас с курса, мадам требует вас поощрить. Поступим мудро: я прощаю вам попойку, но на большее не рассчитывайте, супермен. И запомните накрепко, Ратнер, вы у меня на крючке. Еще одна какая-либо выходка и, оп-ля, я вас подсекаю. И тогда не ждите пощады. Проваливайте.

Пришедший в себя Алекс вежливо сказал:

– Благодарю вас за доброе сердце месье Девиль, однако, боюсь, ваш крючок заржавеет – я не дам себя подсечь. Прощайте, месье Девиль.

Шантеклер вскочил и заорал:

– Не смейте называть меня «месье». Я приказываю называть меня капитаном!

– Отворяя дверь, Алекс ехидно улыбнулся:

– Мы не в армии, месье. А ваши древние воинские звания меня не интересуют.

Постоял секунду, заговорщицки глядя на смеющуюся в кулак секретаршу и слушая доносившиеся из кабинета вопли:

– Наглец! Хам! Молокосос! Алкоголик! Я тебя в лечебницу упеку!

Ратнер глубоко задумался, глядя на экран компакта, на котором мельтешили тексты словаря. Он сидел за легким столиком под плоскостью бота. Здесь было прохладно, подувал веселенький сквознячок.

С того случая в Академии прошло много лет, Алекс достиг определенных успехов во внутреннем строительстве. Он хотел стать сильным человеком, бросил престижную работу на коммерческих линиях, перебрался в десант. И отлично понимал уже, что все это не нужно. Это было романтическими бреднями, стремлением доказать самому себе – «я чего-то стою, я – личность». Для окружающих же людей это была профессия, они попросту не могли жить иначе. Они находили эту профессию скучной, тягомотной, не бог весть как оплачиваемой. Всякого рода опасности были для них каждодневной осточертевшей рутиной. Поэтому Хольман и О’Ливи с таким наслаждением удили странных шипастых рыб, довольно вкусных, впрочем, грели консервированные бифштексы на костерке и внимательно присматривались к живности, собираясь поохотиться. Они наивно, но вполне серьезно считали нынешнюю высадку бесценной наградой за многолетний тяжелый труд.

У Алекса же, в результате внутренней неопределенности, постоянно появлялся образ каких-то двух колоссальных муфт, которые должны соединиться с помощью многочисленных выступов, выборок, зубьев. Вот-вот, щелкнув, соединятся все эти зубья, штоки войдут в отверстия, рычаги заскользят по кулисам. Два колоссальных цилиндра соединятся намертво и победно завоют, набирая огромные обороты и вращая вокруг себя воздушные вихри. Но пока цилиндры нехотя вращались с разной скоростью, скрежеща несовпадающими выступами.

Лишь при высадке на Астур у него что-то зашевелилось внутри, возникло ощущение каких-то предстоящих удивительных перемен. Он бережно и тихонько нянчил в себе это ощущение, боясь даже обрадоваться.

Полянски притащил целый ворох местного тряпья, наскоро изготовленного на «Тайфуне», озабоченно сказал:

– Алекс, вы не потянете на гражданина Империи. Вам лучше сыграть варвара, состоятельного, скучающего бездельника, скажем, из северного соседа Империи – Лоэла. Лоэл в достаточной степени «астуризирован» и считается здесь вполне цивилизованным государством.

Он выругался:

– Черт бы их побрал, этих аборигенов, никакой фантазии: планета – Астур, империя – Астур, императоры – все поголовно Астуросы. Разница лишь в прозвищах.

– Не берите в голову, Роберт, – благодушно сказал Алекс, перебирая тряпки, – слушайте, как же я буду в этом ходить?

Он разделся, примерил на себя нечто вроде хитона из голубой ткани с бронзовыми застежками на плечах. Проходивший мимо Патрик заржал:

– Алекс, черт возьми, как вы милы в этом голубеньком платьице! И цвет какой многозначительный. Жаль, что я не гомик.

Ратнер кокетливо приподнял кончиками пальцев подол хитона и сделал глубокий книксен:

– Не расстраивайтесь, кавалер. Я не люблю рыжих.