Валерия Шкондина - Cella

Перси остановился и поднял голову. В небе плыли редкие грязноватые, серые облака – ничего, что могло бы подарить надежду. Чудес не бывает.

Он вздохнул, скользнул в дом и крепко запер за собой дверь: хотя бы ради громких звуков. Сработало: в соседней комнате звякнула ложка, древняя, старая ложка, которая, как казалось иногда Перси, жила куда счастливее, чем все земляне, вместе взятые.

– Джеймс? Это ты-ы? – последние буквы мама чуть не пропела, но всё равно получилось странно.

– Нет, мама, Джеймса нет и никогда не существовало! Это Перси, – крикнул он и саркастично напомнил. – Твой сын, если ты не знаешь!

– Питер? – снова пропел женский голос.

Перси выдохнул сквозь зубы. Ну хоть так.

– Мама, я принёс еды с Раздачи, – Перси вошёл в комнату, но мама смотрела в другую сторону, будто бы ждала, что её сын вылезет из стены. – Еды, слышишь? Ты голодна?

– Эмили, золотце, подай мне вот ту чашечку, я налью Перси ещё чаю. Малыш, ты спал днём? – мама взглянула куда-то вправо, а потом – снова на стену.

Перси вздохнул и вытер нос, но тут же поморщился: кровь больше не шла, но прикосновения причиняли сильную боль.

Их дом представлял собой старый полуразвалившийся фургон, который ужасно защищал от холодов, а когда день был солнечный, раскалялся так, что невозможно было вдохнуть; сюда смогли поместиться только ящик, куда Перси складывал остатки провизии, невиданное богатство – настоящая плита, которая когда-то была у каждого, а теперь работала через раз и стала великой редкостью, бочка с мутноватой водой, которую Перси смог выменять на мясо в одной лавчонке на Рынке, мамино кресло – она с него не слезала – и пара одеял, рваных и тонких. На них Перси спал.

Мама подняла руку с ложкой, а потом стукнула ей о другую ложку, такую же старую, но всё равно куда более довольную жизнью, чем большинство людей на Земле; Перси подумал, что одна из них, вероятно, за чашку здесь.

– Эмили, налей ещё Марте, она любит чёрный чай с лимоном. Джеймс, ты видел когда-нибудь лимон? – она повернулась налево, где сидел её воображаемый друг.

– Мама, ты голодна? – снова спросил Перси. Он был терпелив; он привык.

– Что? – та наконец услышала его, и это показалось Перси небольшим чудом. Но все его надежды разбились, будто сосулька, сорвавшаяся с крыши, стоило маме продолжить. – Марта, ты что, не любишь чёрный чай с лимоном? Вот это досада.

– Мама! – что-то внутри Перси лопнуло, и он, опустившись возле неё на колени, крепко стиснул зубы. В груди болело, и ему хотелось заплакать, но что-то внутри этому противилось, и он с силой ударил об пол кулаком. Мама вздрогнула, но ничего не сказала, как ребёнок, который делает вид, что не замечает тебя, а потом выдаёт себя, потому что забыл или потому, что ты застал его врасплох.

– Джеймс, успокой Перси, а то он опять расплакался, – сказала мама немного озабоченно, как будто проблемы, сидящие у неё в голове, были реальны. Ну нет уж. Реально то, что происходит вокруг тебя, а не эти Джеймсы, Марты, Эмили и другие. Перси на секунду подумал, что сказал что-то важное, но это тут же показалось ему смешным. Конечно, это важно. Это важно для него самого, и это уже делает эту мысль особенной.

Перси сидел, не двигаясь, и слушал, как она стучит ложками, смеётся и разговаривает с выдуманными людьми, будто это Перси тут нереальный. Потом – он не знал, сколько прошло времени – но он встал, вытер лицо рукавом и отвернулся.

Он вытащил из карманов куртки всё, что успел схватить, и это показалось ему настолько обыденным, что он горько усмехнулся, всего на секунду, а потом заставил себя поставить банки в ряд и рассматривать их ещё минуты две, пока не отпустило. Чудес не бывает.

Две банки и один тюбик – больше, чем в прошлый раз. Если бы он не потерял так глупо крупу, было бы три. Щедрый улов.

Каждый месяц фермы по всему миру устраивали Раздачу. На фермах трудились только роботы – тоже синие – выращивали огромных, жирных, накачанных какой-то дрянью животных и пускали на мясо – Перси однажды рассматривал с мамой один кусок, когда она рассказывала, какие раньше были домашние животные – они так и не смогли определить, на кого это было бы похоже. Это были красные банки, их обычно разбирали быстро – но сейчас Перси, кажется, смог урвать одну.

Ещё были овощи или фрукты, и раньше мама всегда отзывалась о них нелестно – но Перси привык к их виду – серые кругляши, изредка похожие по цвету на зелёный или жёлтый – и к вкусу, или, точнее, его отсутствию. Это были зелёные банки – и сейчас у Перси в руках была одна такая.

Ещё были серые, там обычно лежала крупа, такая крупная и вызывающая рвоту только от мысли о том, что придётся это есть. Зёрна были блестящие и упругие, их почти невозможно было приготовить. Эту банку Перси упустил – а она иногда, несмотря на всю свою непривлекательность, спасала ему жизнь.

Ещё были тюбики, и в них обычно было молоко – от него потом обычно сводило живот, и Перси, скрючившись, валялся на полу пару дней, пока не отпускало. Иногда там попадалась соль, но это было очень редко, и Перси подозревал, что её просто однажды туда случайно подсыпали, вот и всё; но всё равно каждый раз он надеялся, что там будет она.

Перси скрестил пальцы – мама говорила, так люди делают, когда надеются на что-то – и открутил колпачок тюбика. Молоко.

Пока Перси включал плиту и пытался придумать, что можно сделать из того, что он сегодня стащил, мама мирно качалась в кресле и что-то напевала себе под нос. Наверное, если бы кто-то сейчас прошёл мимо без всяких намерений украсть у них еду, а так, просто потому, что шёл по своим делам, подумал бы, что это самая мирная на свете картина и всё в этой семье хорошо.

“А ведь когда-то так и было”, – подумал Перси. Он набрал пару комбинаций – и на плите взвился вверх чуть заметный, поблескивающий синим силуэт наподобие миски с длинной ручкой: Перси бросил туда небольшой кусочек мяса. “Забавно, – вдруг пришло ему в голову. – Здесь есть роботы, плиты, способные создавать голограммы, которые можно потрогать – это же так называется, верно? – но мы дерёмся за еду, а всё, что в итоге можем украсть – это какие-то чёрствые куски, которые нужно растягивать на месяц”.

Двести с половиной лет назад всё было совсем по-другому, если верить книжкам, которые остались у мамы: Земля, как казалось сейчас Перси, процветала. Но ресурсы истощились, пашни превратились в пустыни, реки и моря – в мусорку. Температура поднялась на несколько градусов, и растаяли ледники: тогда многие прибрежные города затопило, а несколько и вовсе исчезло. Участились кислотные дожди, цунами и другие стихийные бедствия, и всё это привело к тому, что пятьдесят девять лет назад группа учёных, входящих в правительство, построила огромную космическую станцию – Целлу – и отправилась на орбиту. И тогда всё изменилось.