Андрей Мансуров - Другое Существо

То, что его бьют невидимым, но очень страшным и опасным оружием, он понял уже гораздо позже, после того, как его, оглушённого и полуживого, доконвоировали до его камеры, заперли дверь, и оставили зализывать раны и предаваться размышлениям и сожалениям. И если от сожалений толку особого не было, размышления давали Мартену достаточно много. Так, когда он прикончил следующего противника, бывшего уже почти с него ростом, и даже, вроде, потяжелей самого Мартена, он попробовал просто обойти Загонщика, держась теперь как можно дальше от двухметрового бронированного агрегата, и максимально близко к белой стене Арены.

Не тут-то было. О приближении сплошной стены бьющего искрами невидимого Барьера Мартену сказали руки: на этот раз он выставил их перед собой в надежде заранее обнаружить опасность. Ну вот и обнаружил. Тем не менее он успел, обежав агрегат, перебраться на другую сторону овала, и повторить попытку пройти и там. Покалывающая неприятными вначале, и убийственными в глубине незримого Барьера ударами стена, имелась, к сожалению, и по другую сторону от механизма. И дотянуться до её верхней кромки не удалось: попытка стоила Мартену нового онемения правой руки. На этот раз, правда, лишь до локтя: он же умный, не стал сразу пытаться засунуть всю руку в невидимый Барьер – поглубже!..

Так что теперь Мартен с Загонщиком драться, или прорываться сквозь устанавливаемую им невидимую стену не пробовал. Понял с первого раза, и больше бессмысленных попыток не повторял: дотумкал, что кем бы ни были создатели этого механизма, прорваться в тот, второй, проход, выжившему бойцу уж точно не позволят.

Зато теперь Мартен без помех и боли в поражённых током конечностях, и – главное! – абсолютно спокойно и беспрепятственно изучал обстановку Лабиринта, по которому его неторопливо конвоировали.

То, что Лабиринт построили лишь с одной целью, а именно – содержать здесь бойцов для битв на Арене, у Мартена сомнений уже не имелось. Потому что длинные коридоры на двух других уровнях, мимо которых они спускались с Загонщиком по дороге «домой», были сплошь утыканы огромным количеством дверей, ведущих наверняка в такие же камеры – Мартен сами коридоры видел мельком, издали, спускаясь по лестничным пролётам на свой уровень, и лишь заглядывая туда из колодца с лестничными пролётами. Потому что входы в эти коридоры перегораживали такие же, как у Загонщика, невидимые, но больно бьющиеся, стены-барьеры. Однако Мартен не сомневался: эти стены устанавливаются только тогда, когда с Арены ведут его – чтоб он не пытался туда сбежать. Наверняка когда в коридорах, или на Арене нет бойцов, эти перегородки выключают: иначе те надсмотрщики, кто шагают иногда, как он отлично слышал, мимо их камер, заглядывая в односторонне прозрачные окошечки в их дверях, не смогли бы ходить и сами.

Впрочем, то, что ему позволяют почти без боли посмотреть на камеры других узников-бойцов на верхних уровнях, сказало Мартену о том, что вероятней всего такая система содержания отработана давно. Надёжна. И «в лоб», наскоком или «экспромтом», эту защиту не возьмёшь.

Нужно вот именно – тщательно всё разведать, подумать. Продумать.

И уж потом принимать решения. И действовать.

Глаза напарника всегда напоминал ему пепел: такие же серые, потухшие и не имеющие выражения. Глаза отличного исполнителя.

А вот инициатива обычно исходила от Мартена.

Тем не менее, в том, что напарник предложил сегодня, имелся смысл. Мартен молча кивнул, соглашаясь, и принялся бесшумно грести. Нарушать предрассветную, настолько густую, что, казалось, её можно резать ножом, тишину банальными словами казалось словно… Непристойным. Да и неуместно шуметь на Работе.

Здесь, в заброшенной, и давно превратившейся в стоячее мёртвое болото, заполненное мусором и нечистотами, части акватории опустевшего порта, даже вода казалась словно умершей: маслянистые радужные пятна на поверхности, почти никогда не колышимой никаким ветерком, и полусгнившие деревянные сваи, застывшие словно мертвецы, никак не реагировали на присутствие людей. Они даже не «наблюдали» за «противоправными» действиями явных нарушителей Закона, как казалось Мартену в их ранних вылазках, а равнодушно почили. Словно их агония окончилась ещё восемьдесят лет назад.

Не-ет, обстановочка тут – не для слабонервных! Недаром же даже завзятые сталкеры и профессиональные Собиратели не суются в этот район: научены горьким опытом!

Плавать тут – всё равно, что соваться в саргассово море в пресловутом Бермудском треугольнике, как высказался однажды Лаки-красавчик. Что такое Бермудский треугольник Мартен не знал, но представить мерно колыхавшуюся поверхность, сплошь затянутую коричневым ковром дохлых разлагающихся водорослей – мог запросто.

К воротам склада прибыли точно с восходом: солнце только-только нарисовало свой тонкий ржаво-кирпичный сегмент в дальнем конце бухты. Напарник прошептал, указав для верности рукой:

– Попробуем причалить здесь. Ворон рассказывал, что ворота должны быть уже отперты. Нужно будет просто нажать.

У Мартена имелись, конечно, сомнения в том, что ворота столь вожделенной добычи «уже отперты», но он промолчал. Если спутник говорит, что замк и и прочие запирающие приспособления кем-то из предшественников уже удалены – значит, озаботился найти нужную информацию. Мартен ткнул лодку носом в один из бетонных столбов, поддерживающих полусгнивший деревянный настил у ворот, и привязал её причальным канатом. Привязал покрепче: не хватало только остаться без их единственного надёжного средства передвижения. Поскольку по суше вернуться уж точно не удастся. Живыми.

Они бесшумно, и пригибаясь, чтоб не рисовать своих силуэтов на фоне морской глади, высадились на причал, и пробрались к приземистому серому каземату, имевшему по-крайней мере несколько десятков шагов в ширину, и добрую сотню – в длину. И уж сам склад стоял не на сваях, а покоился на отличном бетонном фундаменте, не потрескавшемся даже за те восемьдесят с лишним лет, что прошли с момента Катастрофы…

Замк а на огромных стальных скобах, украшающих обе створки, действительно не оказалось. Зато сами створки оказались сделаны из железобетона: тяжеленные хреновины и не подумали податься даже под их объединёнными усилиями. Напарник хмыкнул:

– Ах вот вы как с нами… Ну и ладно: мы уже учёные! Подсади-ка меня!

После чего достал из заднего кармана плоскую алюминиевую склянку без этикеток и надписей. Мартен уже знал, что это: и действительно, напарник начал с дверных петель одной из створок, с самого верха, куда Мартен действительно подсадил его, сложив руки перед животом в замок. Копался напарник долго: обрабатывал, как знал Мартен, педантично и аккуратно. Добросовестно. Закончил обработку уже п о лом, щедро полив и бетонную поверхность прямо под створкой и перед ней.