Владислав Выставной - Планета на прокачку

Выделение в отдельный класс его земляков привело Илью в некоторое замешательство. Как-то попахивало это апартеидом. И тем не менее он, не раздумывая, потянул на себя скрипучую дверь, которая предназначалась жителям его многострадальной сферы.

Фантазия почему-то рисовала картины грязного трюма с прикованными цепями невольниками. Однако внутри все оказалось довольно прилично. Люди сидели на длинных лавках вдоль стен обширной каюты, а также на стульях вокруг низенького шаткого столика – там отчаянно резались в карты.

Илья нашел себе место на лавке и сел, опершись спиной на крашеную деревянную стенку. Он стал осматривать пассажиров в поисках подходящей жертвы для продуктивного разговора.

Однако жертвой выбрали его.

– Молодой человек, – скрипуче произнес голос слева, – вы сели на мои очки.

Илья с готовностью подскочил и посмотрел на грубо окрашенную лавку под собой. Никаких очков там не было. На него же с усмешкой поглядывал довольно яркий пожилой персонаж. Был он в самой настоящей шапке-ушанке с торчащими под прямым углом друг к другу ушами, обвисшей тельняшке с бородой лопатой. Короче говоря, такой, какого в свое время на Земле с легкостью обозвали б «митьком». Довершала образ маленькая погасшая трубочка, что торчала из редкозубого рта.

– А, извиняюсь, – сказал дед. – Вот они, очки!

И он продемонстрировал Илье темную горнолыжную маску, которую тут же и спрятал в брезентовый вещмешок у своих ног.

– Садись, – сказал он, – в ногах правды нет.

Илья послушно сел, а дед, довольный, видимо, тем, что взял в свои руки инициативу, перешел в наступление.

– Прокопыч, – представился он. – Вольностранствующий художник. Провалился в эту черную дыру, будучи отравлен фальсифицированной алкогольной продукцией. Между нами…

Прокопыч приблизил обветренное лицо к Илье, норовя пощекотать того своей бородищей.

– Я до сих пор не уверен, что происходящее здесь не является следствием действия ядовитых паров алкоголя на ранимую душу художника, – негромко поделился он. – Одно не дает мне окончательно укорениться в этой мысли: я все-таки специализируюсь на городских пейзажах. А вокруг – типичный неокубизм…

– Почему – кубизм? – машинально спросил Илья.

Глаза Прокопыча сверкнули: он ловко подсек собеседника! Впрочем, Илья был не прочь пообщаться, выясняя нужные ему сведения. Правда, в разговоре с вольностранствующим художником это было не так просто: тот легко уводил разговор в сторону, где смысл его двоился, троился и окончательно растворялся в потоке полуабстрактных рассуждений. Илья понял, что стал объектом внимания Прокопыча неспроста: художнику требовался зритель. Точнее – слушатель.

– Эта самая Пустота действительно является пустейшим материалом для творчества, – сетовал художник. – Что ни твори здесь – все равно получится абстракция. А абстракция хороша разве что на Земле – там это будоражит чувства. Здесь же вызывает только тоску и зевоту. А попробуешь написать по памяти какой-нибудь земной пейзажик, так местные на смех подымают – «такого, мол, быть не может». Когда живешь в мире, похожем на бред сумасшедшего, понимаешь, что художнику здесь делать вроде как и нечего…

Илья начал уже позевывать, слушая эти пространные монологи, а потому решил радикально сменить тему разговора.

– Скажите, а почему наша каюта названа «для землян»? – спросил он. – У землян что, особый статус?

Прокопыч тихо рассмеялся:

– Нет, хе-хе, не статус особый. Скорее особая репутация. Не знаю уж и почему, но земляне умудрились здесь насолить всем расам, каким только можно. Кому просто на ногу наступили и не извинились, кого ограбили, кого убили. Землян многие просто на дух не переносят. В том числе и люди из других миров. Приятно это слышать, да? Но знаешь, что самое удивительное? Ну, спроси меня – что?

– Что?

– Это то, что люди Земли здесь сами с трудом переносят друг друга. Более того, если они здесь кого и ненавидят, то куда больше других – именно собственных земляков. Если прочие расы, попав в Пустоту и поняв безысходность свого положения, стараются объединиться и помочь друг друга, то земляне почему-то тут же начинают что-то делить, и под горячую руку попадают все прочие.

– Да, это удивительно, – признал Илья. – Не менее удивительно, что здесь вообще есть земляне.

– Так более того, – разошелся Порокопыч, – единственные из всех рас, земляне умудрились развязать здесь, в Пустоте, войну! И не против каких-нибудь уродцев с Альфы Центавра, и не против проклятых контийцев, что держат нас здесь, вдали от благ цивилизации, а против друг друга!

– Да уж, я вижу репутация у нас здесь изрядно подмоченная, – усмехнувшись, сказал Илья. – Про какую-то войну я уже слышал. И кто с кем воюет? Главное – из-за чего? Опять не поделили ресурсы?

– Если бы! – воскликнул художник. – Это хоть как-то объясняло окружающим суть конфликта. Так дело в том, что они уже и сами не помнят, из-за чего сцепились! Я так понимаю, что сейчас у них перед глазами просто маячит вполне сложившийся образ врага. С этой стороны – вегетарианцы, а с той – любители отведать мясца…

– Серьезно? – поразился Илья, вспомнив, что недавно уплел изрядную тарелку пельменей. – И что же, с этой стороны вообще не едят мяса?

– Лопают за милую душу, – заверил Прокопыч. – Вегетарианцы только на передовой. А еще, чтобы отличаться от врагов, на этой стороне вояки разгуливают в клетчатых шотландских килтах. А с той же стороны, как бы издеваясь над «нашими», носят широченные красные шаровары.

– Обалдеть!

– Вот-вот! Именно по причине такой живописности я и направляюсь в Лагерь. Может быть, мне удастся запечатлеть какие-нибудь сражения местного масштаба. Не получается с пейзажами, так, может, повезет с батальными сценами. Глядишь, сыщу себе славу местного Верещагина.

– Так конфликт там, видать, нешуточный?

– Говорят, просто апофеоз злобности и циничности. Так что советую не расслабляться и смотреть в оба. Главное, чтобы не приняли за вражеского шпиона.

– Так кто же все-таки из них, из воюющих, прав?

– Да никто! – воскликнул художник. – И те и другие – агрессивные идиоты, из-за которых нас, землян, не приглашают в приличное общество…

Илья мысленно отметил, что кое-кого в приличное общество не приглашают из-за нестираной тельняшки и бороды с воробьиными гнездами, но смолчал.

Рядом, словно иллюстрируя рассказ Прокопыча, вспыхнул свой маленький конфликт: что-то не поделили картежники. И теперь двое молодых людей прилежно трясли какого-то очкастого недотепу.

– У меня нет денег, совсем нету! – верещал трясомый.