Сергей Григоров - Калейдоскоп

— Что, уже завершили следствие? — невинно спросил Эс Мерлин.

— Да, — сквозь зубы процедил Брендан. — Закончили ввиду полной бесперспективности. Есть более важные дела — такие, как поиск врага народа, злобно тасующего порядковые номера участников конкурса молодых талантов. Артисты, видите ли, желают появляться перед публикой в строгом соответствии со своим рейтингом, а кто-то им мешает.

— Какой беспредел!

— А вы продолжаете искать?

— Да, я продолжаю.

— Я просмотрел часть ваших материалов. Почему вы нарушаете установленный порядок следственных действий?

— На то, следовательно, есть определенные причины.

— Мне бы ваши причины! Меня спеленали по рукам и ногам и — такое сложилось у меня впечатление — сделали все, чтобы побыстрее отвязаться от этого дела. Элементарное чувство справедливости требует наказания любого проступка. Здесь же все гораздо страшнее. Убит человек, убийца на свободе, может быть, готовится к новым преступлениям — что может быть важнее, чем найти и обезвредить его, пресечь последующие преступления? Так нет: Мне, видите ли, следует незамедлительно заняться молодыми талантами. Что-то я перестал понимать окружающий мир. Слушайте, я вас прошу: сделайте все, что только возможно, — но найдите убийцу! Можете располагать мною как вам заблагорассудится.

Эс Мерлин подумал и сказал:

— А ведь вы единственный, кто высказал желание обезвредить преступника.

— Я, как и мои друзья, считаю, что Гуго Ван Теренс — какими бы ни были его чисто человеческие качества — единственный политик, отражающий глубинные социальные интересы Граниса. Наша единственная надежда. Его уничтожение повлекло непоправимый ущерб. Вы согласны со мной?

— Не знаю.

— Вам нужна моя помощь?

— Пока нет, спасибо. Но если понадобится, я, естественно, обращусь к вам.

— Спасибо. Я буду очень рад оказаться вам хоть в чем-нибудь полезным. До свидания, майор.

— До свидания, лейтенант.

Эс Мерлин прошел в свою палатку. Как он и ожидал, Умник успел справиться с его специальным заданием. Проку от этого, правда, оказалось немного: ни одного доказательного момента. Единственное, что радовало, — отсутствие подтвержденного алиби. И на этом спасибо, подбадривал себя Эс Мерлин, передавая Умнику голограмму Синина на предмет установления имени изображенного человека. Умник, жалуясь на плохое качество изображения, выдал с десяток имен людей, проходивших по делу Гуго Ван Теренса. Имени Велы Клаусвар среди них не было. Похожа, конечно, но есть тысячи женщин, более подходящих под визуальный портрет Синина. Ладно, сказал Эс Мерлин Умнику, пойдем посмотрим дом, следуй за мной.

Пломбы на дверях защитного купола оказались нарушенными.

— Позавчера здесь был начальник канцелярии умершего. Изъял атрибуты Посланника, — пояснил Умник. Как обычно, он сам себе уточнил задачу и семенил сейчас впереди, пускаясь в пространные объяснения.

— Это латрии, — сказал Умник, показывая на причудливые растения, похожие на огромную — в полтора-два человеческих роста — перевернутую морковь. — Очень модно конструировать из них живые скульптуры. У Гуго Ван Теренса редчайший сорт латрий — Черные Смолистые, однако внимания им он уделял недостаточно… Входные двери дома снабжены старомодным замком. Одна из причуд Гуго Ван Теренса. Он любил самолично открывать двери посетителям. Считал, что тем самым он подчеркивает свое уважение…

Сейчас каждый человек имеет массу причуд, подумал Эс Мерлин. За прогрессом не угонишься, и в обиходе невольно отдаешь предпочтение привычным вещам. Старые стоптанные тапочки уютнее новых.

— Это зал ожидания. Посетители, если их оказывалось много, в ожидании приема здесь отдыхали. Мебель живая — мутированные блезирские студни. Так что здесь вынужденно не выключали лампы дневного света и систему подкормки. В остальных помещениях вся бытовая аппаратура обесточена… — Умник говорил и говорил.

Эс Мерлин отвлекся. Он вновь переживал события прошедшей ночи.

Почти забытое чувство полноты жизни переполняло его. Он нес себя как хрупкую фарфоровую вазу, боясь расшибиться о крайности чужой жизни. Неприметный шкафчик в туалетной комнате, примыкающей к бассейну, он открыл совершенно машинально. На верхней полке лежал какой-то предмет, похожий на карандаш. Что-то подобное мелькало в его вчерашних видениях. Эс

Мерлин попытался вспомнить, но образ гостьи не желал потесниться.

Приборчик от прикосновения включился. На одном из его концов появилось нечто похожее на цветочные лепестки. Широко раскрылись глазки видеосенсоров.

— Это устройство для удаления волос из ушей, — пояснил Умник. Через некоторое время добавил: — А шкафчик-то заэкранирован. Дверцы металлизированы…

Эс Мерлин не сразу уловил связь высказываний лэста. А поняв, бросил прибор, словно ожегшись, на место, захлопнул дверцы.

— Синин когда-нибудь где-нибудь пересекался с Велой Клаусвар? — спросил он.

— Нет, — без запинки ответил Умник, — они не знакомы.

— Хорошо. Ну а что ты стоишь? Живо за сканирующим устройством!

Вот она, Случайность, усмешка жизни. Вопреки здравому смыслу, после тщательного осмотра дома дотошными полицейскими ищейками он нашел ключевую улику. И тут же потерял. Гуго Ван Теренс прихорашивался в тот момент, когда будущий убийца вызвал его по межзвездной связи договориться о свидании. Память устройства была ничтожной — чего иного можно ожидать от такого раритета? — на образ убийцы наложилось задумчивое лицо Эса Мерлина. Хитроумные программы восстановления изображения поймали женский профиль, а кто это — так и осталось загадкой. Эс Мерлин видел в нем Велу Клаусвар, Умник приводил имена других женщин. Все, расследование закончено. Не удалось найти преступника — значит не судьба.

Эс Мерлин сидел на лужайке перед домом Гуго Ван Теренса и думал.

Прав Брендан, если есть преступление — должно быть наказание. Но каким образом добиться его? Пусть Вела Клаусвар не имеет алиби, пусть будет вскрыта ее связь с организацией, практикующей индивидуальный террор, — ну и что? Это не доказательство ее вины. Эс Мерлин представил, как он бросает Веле Клаусвар обвинение в убийстве. А в ответ — ухмылки коллег и зубная боль у начальства. Самый вероятный исход — его с позором выгоняют со Службы, а ореол невинной страдалицы лишь развязывает руки Веле Клаусвар в совершении новых убийств.

Второй путь — закрыть расследование как безрезультатное и сообщить свои подозрения Комитету Защиты Человечества. Веле Клаусвар уготовано многолетнее скрытое наблюдение, мягкие проверки на лояльность, возможно — навязчивые попытки вербовки. У Комитета иной уровень этики — не индивидуальный, а видовой, общечеловеческий: жизнь и смерть одного человека для него не имеют значения. Лишь бы всем было лучше, спокойнее, уютнее. Почти наверняка Велу Клаусвар наказание минует, а для него, Эса Мерлина, она будет потеряна навсегда.