Андрей Ливадный - Шаг к звездам

История виртуальных сетей полна печальных примеров подобных знакомств. Извалов, естественно, не занимался специальным изучение данного аспекта фантомного существования человеческой личности, но за годы, проведенные в сети он накопил достаточный опыт, чтобы настороженно относиться к «обликам».

Машина, с которой осуществляется вход в виртуальное пространство сети, могла придать пользователю любой, сформированный лично, или заимствованный откуда-либо, образ. Люди часто пользовались подобными приемами в силу разных причин, – мотивации варьировались от вполне понятных и оправданных до откровенно издевательских, злых, благо безграничная свобода и безответственность виртуального пространства позволяла скрыть всю правду о себе, кроме совершаемых поступков, разумеется.

Антон лично не попадал в неприятные ситуации, – когда он увлекался играми, в буквальном смысле тонул в мире грез, сетевые миры еще находились в зачаточном состоянии, а позже, вынырнув из этого омута, он по мере роста профессиональных знаний, просто ушел в иную сферу деятельности, – работа поглотила его без остатка, не оставляя ни времени, ни желания посещать «многолюдные» виртуальные пространства, где часто вспыхивали вполне конкретные, личные драмы… – не стоило забывать, что за каждым жестом, словом того или иного виртуального призрака скрывается живой, эмоциональный разум.

Трагедии виртуалки находили самые непосредственные отражения в реальном мире, и вот настал черед Извалова испытать на себе всю тяжесть неопределенности всемирного пиршества иллюзий.

Его чувства к Бет вспыхнули будто трескучий лесной пожар, полыхнувший из-за неосторожно оброненной спички, но что может быть мучительнее для логичного, умудренного жизнью, вкусившего всех ее прелестей уже немолодого закосневшего в определенных привычках и взглядах одинокого программиста, вполне отдающего себе отчет в природе и происхождении виртуальных образов?

К кому потянулась его душа? Что скрывал за собой пленивший его разум образ молодой женщины – истинную Бет, или, быть может, особу Бальзаковского возраста, которая скинула с себя бремя трех десятилетий, и сейчас искренне наслаждается произведенным эффектом? – С необъяснимой, внезапной горечью, даже озлобленностью думал Антон, досадуя на непривычные, дискомфортные мысли и чувства.

Вспышка эмоций длилась недолго, он все же не потерял рассудка в прямом смысле данного термина. Просто, как юноша, внезапно и иррационально, влюбился в призрак и теперь мучил себя досужими домыслами, вместо того, чтобы действовать как должно программисту, творцу его уровня: поймать ускользающий призрак, просочиться набором безликих байт по тем каналам, через которые приходит Бет в его домашнюю сеть, отследить ее путь домой, и поставить точку в мучительных сомнениях, раз и навсегда узнав, – кто она?

От подобных поползновений рассудка в душе вдруг стало холодно и пусто, будто Извалов только что составил мысленный план циничного самоубийства, – ее образ на поверку оказался столь дорог, что подобные действия вызывали глубочайшую внутреннюю досаду, гадливое неприятие…

Нет, он не боялся разочарования, ведь в данный миг ему казалось, что неопределенность много хуже, мучительнее, – просто в душе Антона давно сформировалась индивидуальная система моральных ценностей, изменить которой означало, прежде всего, предать собственную личность.

Болезненный вопрос внезапно приобрел пугающую глубину.

Хорош ты Извалов, нечего сказать… – Думал он, мысленно пререкаясь сам с собой, – чуть тебя прижало и что? Все по боку? Нет больше никаких внутренних рамок, будешь действовать как молодой озабоченный пацан, отслеживая пути, взламывая чужие программы, лишь бы удовлетворить собственное болезненное любопытство, благо опыт есть, а ломать, как известно не строить…

Не вязались подобные мысли с образом Бет. Никак не вязались. Во-первых, она вела себя искренне, не лукавя там, где их разговор вдруг сворачивал на запретные для нее темы. Просто говорила: «нет, Антон, извини, этого я тебе раскрыть не могу». Конечно, отрицать что в ее поведении присутствует некая тайна, было бы глупо, но этот налет недосказанности лишь окутывал ее призрак незримым облаком притягательного шарма, не свидетельствуя о лжи… Она была максимально честна с ним, – вот что являлось неодолимой преградой для поступков определенного сорта.

Вконец измучившись своими сомнениями, Антон еще раз грубо обозвал себя парой нелестных эпитетов и встал из-за терминала домашней компьютерной сети.

Делать сегодня было решительно нечего, основные работы по отладке фантомного мира уже закончились, и он больше недели ждал, когда, наконец, на него выйдут заказчики, чтобы произвести окончательные расчеты.

Извалов уже знал, какую цену назовет им, и неважно, что она не будет измеряться в денежном эквиваленте. Память о мечте, принадлежавшей Сергею Давыдову, который вытащил его из прогнившей общаги и подтолкнул к измученную душу Антона к миру и благополучию, наконец, нашла свое отражение, была реализована в пространствах Полигона, где человек смертельно уставший от злой суеты современного мира мог найти себе пристанище и по настоящему жить…

Серега не дожил… Но образ Бет неуловимо перекликался в душе с воспоминаниями прошлого, Антон интуитивно чувствовал, что она так же искала отдушину, место, где ее разум мог укрыться, расслабиться, сбросить прошлое…

Нелимитированный доступ для двоих. – Извалов коснулся сенсоров терминала, быстро набросал черновик письма, перечитал его и отправил, по известному только ему адресу.

Мир четвертого спутника Проксимы Центавра был сформирован, и он, оставив полученные знания за рамками письма, констатировал факт окончания работ и вносил свои, вполне оправданные, мотивированные требования в форму оплаты конечного результата многолетних усилий.

Отправив письмо, он встал, решив, что остаток дня лучше провести на свежем воздухе, чем терзать себя, сидя у погашенного терминала.

При следующей встрече он обязательно поговорит с Бет, честно задав ей бередящие душу вопросы.

Антону повезло, – он увидел негаданных визитеров издалека.

Старая, видавшая виды «десятка» с явственными следами коррозии на утративших глянец бортах выехала на деревенскую улицу, со стороны лесной грунтовки, связывающей тупиковую деревню с расположенной в сорока километрах от нее федеральной трассой.

Он сразу почуял неладное. Деревня, в которую его привез Серега, постепенно опустела, вымерла, – сюда больше не приезжали на летние каникулы внуки и правнуки коренных жителей, потому что последние, окончательно состарившись, постепенно перекочевали на скромный погост, расположенный сразу за ельником.