Владимир Михайлов - Беглецы из ниоткуда

Открыли выход, и собравшаяся в тамбуре группа быстро рассосалась. Пассажиры продолжали сходить. И лишь обитатель интересовавшей человека каюты, похоже, не спешил, только песенка его слышалась теперь чуть лучше.

Наконец коридор опустел, а в дальнем его конце возникла проводница. Заглядывая в каюты, она неторопливо приближалась ко все еще ожидавшему – теперь уже с явным нетерпением – человеку. Подойдя, остановилась. Вопросительно взглянула:

– У вас сложности?

Это была не та женщина, к сожалению, что проводила посадку; та была из персонала Большого Космостарта, там и осталась; эта же – незнакомая, и рассчитывать на ее помощь посланец «Трансгалакта» не мог.

Человек ответил:

– Да вот – попутчик мешкает что-то. Не могли бы вы поторопить его?

– Да, конечно.

Проводница решительно постучала.

Человек в коридоре внутренне уже приготовился к тому, что никто не ответит и по-прежнему будет звучать песенка – скорее всего запись. И невольно напрягся. Но в следующее мгновение из каюты послышался голос:

– Иду, иду.

И дверь уехала в переборку. Музыкальный пассажир, готовый к высадке, появился в проеме. В руке он держал увесистый чемодан на колесиках.

– Простите. Я всегда собираюсь медленно. До свидания.

– Успехов в делах, – пожелала проводница.

Мельком оглядев ожидавшего пассажира, обитатель каюты двинулся к тамбуру.

– Ну а вы?..

Ожидавший спохватился.

– О, разумеется…

И, подхватив свой длинный чемоданчик, быстро зашагал вдогонку.

Ничего иного не оставалось: не говорить же проводнице, насколько он вдруг растерялся. Потому что пассажир, вышедший из соседней каюты, вовсе не был тем, кто вошел в нее во время посадки на Большом Космостарте Земли. Этого человека ожидавший никогда прежде не встречал. В своей зрительной памяти он был уверен: она не давала сбоев.

Сделав несколько шагов, человек неожиданно повернулся и вновь приблизился к проводнице.

Теперь она уже не улыбалась.

– Что вам угодно? Вы должны поспешить: высадка закончена, мы сейчас освободим место у причала.

– Одну секунду. Мне кажется, он забыл кое-что в каюте. Он, знаете ли, до ужаса рассеянный человек…

И, не дожидаясь разрешения, оттеснил проводницу в сторону и заглянул в каюту.

Там было пусто.

Человек распахнул дверцы шкафчика. Там тоже ничего не было.

– Пассажир!..

В голосе звучал металл.

– Простите, и еще раз простите…

Человек сошел с корабля. В зале прилетов народу было немного, небольшими кучками прибывшие группировались перед таможенными стойками. Но того, кто недавно заставил человека так удивиться, здесь, естественно, не было. Он, надо полагать, успел воспользоваться одним из нескольких выходов, чтобы попасть на лихтер, доставлявший прилетевших на поверхность Мирели. Хотя и вышел, по сути, последним. Или же его ожидал здесь кто-то, кто помог ему сразу же, без проволочек совершить все нужные формальности – или же вовсе миновать их.

Быстро пройдя, почти пробежав до середины зала, человек стал читать надписи на табло над выходами.

Ближайший лихтер должен был отправиться через пятнадцать минут. На него человек успевал.

Но вот на тот, что, судя по все еще светившимся цифрам, стартовал три с лишним минуты тому назад, успеть было уже невозможно.

Не сдержавшись, человек негромко, но выразительно произнес несколько слов – из тех, что не входят в словари общего пользования.

И, пренебрегая возможностью попасть на очередной лихтер, направился к информационной конторке – чтобы отправить срочное сообщение на Землю. В главный офис фирмы «Трансгалакт».

Подлинный же доктор Авигар Бромли в это же, условно говоря, время находился уже на Симоне. Военный корабль доставил его на поверхность, воспользовавшись своим катером, в обход терминала, таможни и всех тех формальностей, что неизбежно сопутствуют прибытию человека на территорию другого государства. Даже в самом миролюбивом обществе военные традиционно остаются привилегированной кастой. И сейчас катер приземлился на военном космодроме, снабженном множеством средств наблюдения, опознания и защиты, но совершенно лишенном таможни, пограничного контроля и магазинов с лучшими образцами местной продукции. Там физика встретил офицер, без лишних слов усадил в машину и, ни разу никем не остановленный, довез до того места, куда Бромли и требовалось прибыть. Откозыряв, сказал только:

– Полковник ждет вас.

– Спасибо, – вежливо проговорил Бромли и вошел в указанную дверь.

Полковник, похоже, не был расположен к долгим разговорам. Он сказал, как бы выстреливая слова поодиночке:

– Ваш человек здесь. Будете разговаривать с ним сразу или желаете отдохнуть после полета?

– Отдохну, когда полечу обратно, – Бромли ответил так же коротко и отрывисто, невольно подделываясь под манеру воинского начальника.

Тот кивнул, словно иного ответа и не предполагал.

– Когда рассчитываете отправиться назад?

– Полагаю, часа через три. Хочу предупредить: этого человека, вероятно, заберу с собой. Он будет нужен на Земле.

Полковник чуть нахмурился:

– У вас есть согласие фирмы, в которой он работает? У нас здесь со специалистами очень строго, они все наперечет.

– Разве вашего распоряжения будет недостаточно?

– Формально – конечно. – Военный позволил себе едва заметно приподнять плечи и позволил им спокойно упасть. – Но мы предпочитаем не осложнять отношений с гражданскими властями. Будь война – тогда, конечно… Но ее нет и не предвидится. К счастью. Тем не менее, если будут осложнения – мое мнение на вашей стороне. Хотя суть дела, как вы понимаете, мне и неизвестна.

Может, полковник ожидал, что приезжий хотя бы намекнет на те обстоятельства, что побудили Генеральный штаб предоставить штатскому человеку военный корабль и распорядиться о полном содействии ему. Бромли решил, однако, этого не делать – во всяком случае, пока.

– Очень благодарен вам. Где я могу побеседовать с инженером Бруннером?

– Он ожидает вас в комнате для гостей. Вас проводят.

И он нажал кнопку, вызывая адъютанта.

Бруннер был громаден, голоден и сердит.

– О да. Это по вашей милости меня сорвали с работы и морят голодом? – такими словами инженер-механик встретил вошедшего и вежливо поздоровавшегося физика. – Очень сожалею.

Бромли не сразу понял, что непременные «О да» в начале и «очень сожалею» в конце каждой фразы ровно ничего не означали; просто у монтера была такая привычка.

– Вас не накормили? Не может быть…

– О да. Ну, что-то мне тут давали – но это было уже больше трех часов тому назад. А я привык питаться шесть раз в день. Очень сожалею.