Владимир Михайлов - Наследники Ассарта

Оставаться тут было более нельзя; он понял это, как только в голове восстановилась ясность. Надо было уходить. Из дома. Из города. С этой проклятой планеты.

Все, что он мог взять с собой, было в два счета собрано, и Хен Гот, не прощаясь, выскользнул из дома. Теперь у него была одна дорога: в космопорт, и оттуда – домой, на Ассарт. А там – будь что будет.

Начав реализовывать свой план, историк сразу же понял, что отсутствие рядом с ним женщины было к великому благу: даже одному ему, отягощенному лишь тощим мешком с одеждой и чемоданчиком, заключавшим в себе бесценные документы, да еще баночкой, в которой плескалась золотистая Малая Сестра, придется изрядно помыкаться, прежде чем удастся наконец покинуть не очень-то гостеприимную Инару.

Уже сам путь к космопорту оказался достаточно трудным: хотя Хен Готу удалось негласно позаимствовать у Миграта немного наров, здешних денег, он не рискнул потратить хоть малую толику их, чтобы нанять машину и без забот доехать до космогородка, где были расположены единственные на этой окраинной планете посадочные комплексы: обширный торговый и куда более скромные военный и пассажирский.

Так что большую часть пути пришлось проделать пешком, идя не по дороге, а опушкой леса, параллельно магистрали: Хен Гот боялся, что, обнаружив его отсутствие, Миграт кинется в погоню и схватит его еще на дороге. (На самом деле Магистр, занятый своими делами и заботами о Лезе, лишь на третий день рассеянно спросил у молодой женщины: «А где наш дармоед? Что-то я его не вижу». И услыхав в ответ неопределенное: «По-моему, он сбежал», выразил свое мнение единственным, хотя и емким словом: «Придурок», и больше к этой теме не возвращался.)

Правда, на второй день своего анабазиса Хен Гот осмелел настолько, что добрую половину пути проделал на пригородном поезде – без билета, разумеется.

Но то были лишь цветочки.

Проникнув в конце концов на пассажирский вокзал, историк без труда установил, что, к сожалению, прямого сообщения с Ассартом у Инары сейчас не было – да и никогда не бывало. Слишком уж далеки были эти миры – и территориально, и по уровню и интересам. Инара по сравнению с любой планетой скопления Нагор отставала едва ли не на целую эпоху, на ней паровозы еще топили дровами, космогородок – единственный – был построен на средства других миров, заинтересованных в вывозе отсюда трипротина, чья добыча и производство были до такой степени вредны, что развитые соседи предпочитали и заводы здесь строить за свой счет, и сообщение поддерживать – только бы не разрушать вконец собственное жизненное пространство. Ассарт же к числу этих миров не относился, поскольку от использования трипротина отказался еще при старом Властелине, когда выяснилось, что применение его может дорого обойтись последующим поколениям.

Итак, прямого сообщения с Ассартом не было вообще никакого, а с теми четырьмя мирами, что таким сообщением пользовались, связь осуществляли только транспортные корабли, на каждом из которых имелось где две, где три или даже четыре тесных каютки. В них на Инару прибывали, в случае необходимости, инженеры или ревизоры, короче – представители компаний, владевших здешними рудниками, заводами и самими кораблями, разумеется. Однако эти корабли садились на торговом комплексе, а эта территория, в отличие от пассажирской, охранялась частной полицией, мордастой, вооруженной и несговорчивой – во всяком случае, не Хен Готу с его мизерными ресурсами было их уговаривать. Так что громкое слово «Космопорт», с которым у историка связывалось представление о сверкающих – титан и стекло – многоэтажных корпусах с кассами, гостиницами, барами, ресторанами, видеозалами и даже театром, с множеством кораблей самого разного облика, стартующих и прибывающих, с широко раскинувшимися стоянками наземного транспорта, с аграпланами, бесшумно взвивающимися с крыш, и прежде всего с великим множеством людей – прибывающих, улетающих, встречающих и провожающих – и, конечно же, обслуживающих, – здесь оказалось совершенно неприменимым.

Слово это в его инарианском пассажирском толковании означало, как Хен Готу пришлось убедиться, длинный, приземистый каменный сарай без окон, зато со множеством торчавших из крыши вентиляционных труб и единственными въездными воротами из тонких досок, некогда окрашенных, – в отличие от въезда в торговый комплекс, прегражденного створками, на которые не пожалели железа; впрочем, может, то была и броневая сталь. Хозяева торгового комплекса и его содержимого, видимо, понимали, что уровень воровства не находится в прямой зависимости от уровня цивилизации, поскольку последняя существует лишь местами, воруют же везде.

Из увиденного историку сразу же стало ясно, что якобы пассажирское строение никак не годилось для людей, но было просто кладовой, где, видимо, хранились механизмы, предназначенные для обслуживания пассажирских кораблей, – когда они бывали. Здание охранялось, хотя далеко не так серьезно, как каменные и железные пакгаузы торговой части: тут Хен Гот насчитал всего лишь троих вооруженных стражей в униформе, напоминавшей донельзя выношенную военную.

Люди же, не носившие ни формы, ни оружия, были заметны в малом числе совсем в другом месте, у дачного типа двухэтажного домика, коего первый этаж был сложен из кирпича, второй же оказался бревенчатым. Там, как выяснилось, размещалась контора пассажирского транспортного предприятия с очень немногочисленным персоналом, двумя телефонами, украденными, наверное, из антикварной лавки, зато с наглухо заколоченной билетной кассой: похоже, о билетах здесь давно забыли, точно так же, как и о самих пассажирах: все люди, по местным убеждениям, делились на прилетающее и улетающее изредка цивильное начальство (военное пользовалось своей частью городка) – и на всех прочих, кому летать было некуда и незачем.

И, что самое плохое, подобное отношение к пассажирам было, видимо, совершенно обоснованным: на небольшом стартовом пятачке, рассчитанном на один-единственный корабль, сейчас не было не только этого единственного, но и вообще никаких признаков, какие указывали бы, что этим устройством пользовались в исторически достоверном прошлом.

Все это было тем более обидно, что на старт-финише торгового комплекса жизнь била ключом: на глазах историка на протяжении менее чем часа один транспорт среднего тоннажа стартовал, другой, того же класса, сел – а еще три находились под погрузкой, и в их открытых грузовых люках один за другим исчезали круглые контейнеры с пресловутым трипротином. Но проникнуть на торговую территорию не представлялось возможным: проволочный, в несколько рядов, забор был прозрачным для взгляда – никак не для плоти.