Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим

– Опровергнуть мою информацию… – медленно повторил Форама, сомневаясь, правильно ли он понял штаб-корнета. – Но это значит…

– Значит, что будет готовиться война в полном объеме, верно, – откликнулся тот. – Но ведь я могу рассуждать только со своих позиций. Понимаете, Полководец – устройство настолько мощное, что, если дать ему направление, он найдет, я думаю, выход даже из таких ситуаций, в которых не разберется и все человечество, если даже начнет думать разом, по команде. И моя задача, как я вам уже сказал, сохранить нашего мальчика в добром здравии и готовности, потому что тогда у нас останется хоть какой-то шанс. А если я сделаю то, чего вы хотите – подкреплю вашу информацию, – он просто закапризничает, я вам уже говорил. И мы потеряем всякую возможность оперировать оружием. Это, мне кажется, будет куда страшнее.

– И все-таки… Почему не заявить прямо вашему Полководцу, что задача не имеет решения?

– Да именно потому, что он – ребенок, мальчик, малыш. Он не может признаться в поражении и будет упорствовать до конца. Ну, как дети, знаете.

– Откуда мне знать? – буркнул Форама. – У меня их никогда не было. Кстати, почему вы решили, что он именно мальчик, а не девочка?

– Почему? – Хомура несколько минут подумал. – Да не знаю… Потому, наверное, что мы все вокруг него – мужики, а он ведь многому научился у нас и, значит, думает, как существо мужского пола, – если говорить об особенностях мышления, логики…

– Ну-ну… но, значит, есть в нем нечто, почему вы зовете его ребенком? Как у него с эмоциями? Любовью, привязанностью, смелостью, трусостью и всем подобным?

Штаб-корнет посмотрел на Фораму озабоченно; надо полагать, такого рода анализом возможностей Полководца он никогда еще не занимался. Подумав, он покачал головой.

– Да никак, наверное. Думаю, в этом отношении он никак не напоминает нас с вами. Не забудьте: он все же – военная машина, прежде всего – военная. И, наверное, то, что может иногда показаться проявлением эмоциональной стороны его существа, на самом деле является лишь результатом тщательно проанализированных, чисто деловых, всецело практических соображений. Может быть, мы и стали считать его ребенком потому, что он не обладает той гаммой чувств, которые украшают – или отравляют жизнь взрослых.

– Ребенок, играющий в солдатики…

– Но играющий лучше всех в мире. И солдатики эти – живые.

– Понимаю. Однако… У вас есть дети, штаб-корнет?

– Нет. Мы все при Полководце – холостяки. Почему-то отбирали таких…

– Да, тут мы в эксперты не годимся. Но, может быть, попробуем хоть в чем-то разобраться? Вот вы говорите, что ваш малыш может закапризничать, например.

– Ну да, так я говорю, – Хомура пожал плечами. – Просто другого слова не находится. Но кто знает, насколько сущность этого совпадает или не совпадает у ребенка – и у Полководца. Внешне – похоже, да.

– Но ведь капризничать – значит, проявлять эмоциональную сторону характера, а не рациональную?

– Вы слишком многого хотите от меня, мар. Я, в общем, знаю не более того, что мне положено.

– И потом, его стремление к игре, о котором вы упоминали, желание воспринимать все как игру – в том числе и эту задачу, последнюю. Игра в солдатики – вы сами так сказали.

– Да, этого у него не отнять, действительно. Не знаю, может быть…

– Вы давно служите при нем?

– Шестой год.

– А сколько лет ему самому?

– Полководцу? Уже двенадцать с лишним. До него было устройство попроще. Но и он тоже постоянно совершенствуется, получает новые контуры…

– Он всегда был таким, как сейчас? Или со временем что-то в нем меняется?

– Ну, если оценивать человеческими мерками, он становится, безусловно, опытнее… Умнее, что ли.

– И спокойнее?

– Не знаю, право, что сказать. В чем-то становится, а в чем-то другом, наоборот, с ним приходится быть осторожнее, чем раньше.

– Я чувствую, что мне просто необходимо повидаться с ним самому. Побеседовать… Чтобы понять, что он такое. И можно ли рассчитывать на его помощь в какой-то форме, или не стоит терять на это время и надо сразу искать что-то другое.

– Что же другое может помочь, если Полководец подаст команду на бомбоносцы? – Хомура покачал головой. – Конечно, поговорить с ним вам бы следовало. Мы ведь к нему привыкли, многого уже просто не замечаем, а вы могли бы что-то уловить.

– Как же мне попасть туда, к вам?

– Сам не знаю. Попытаемся как-то протащить вас туда. Хотя вообще принято считать, что это задача беспокойная: каждый раз при входе и выходе автоматическая проверка на ритмы мозга, на отпечатки пальцев, на запах, на кровь… Очень нелегко будет. Но, наверное, иного выхода нет.

– Иной выход мог бы найтись, если бы…

– Тсс!

Приближался некто – вроде бы здешний, вроде бы даже под хмельком, чуть покачиваясь, что-то мурлыча под нос; шел прямо на них. Форама быстро огляделся; нет, никого другого поблизости не было. Тогда он повернулся – так, чтобы ни малейшего света не падало на его лицо, а Хомура, чуть сместившись, оказался между Форамой и приближавшимся. Позади того показалась еще одна фигура, но это был Горга, державшийся шагах в десяти. Незнакомый подошел, остановился в двух шагах, все так же чуть пошатываясь – но глаза смотрели трезво и пристально.

– Форама, ты, что ли? – спросил он, и даже язык, кажется, не совсем повиновался ему. – Куда же ты подевался от ребят? А мы тебя ждем, может, еще что выдашь интересное…

– Давай отсюда, – проговорил Хомура холодно. – Здесь на чужака не пьют. Поищи, где подают.

– Слушай, Форама… – но уверенности в голосе пришедшего не было, он явно бил наудачу.

– Катись-ка ты к своему Фораме, – сказал Хомура и шагнул вперед, а Горга, так и держась в десяти шагах, громко, подчеркнуто кашлянул. – А сюда не показывайся, – продолжал Хомура. – Здесь и без тебя комплект.

– А ты его не видел случайно?

– Думаешь, я всех тут знаю?

– Ну, он заметный – треплется про науку, про взрывы…

– А-а… Дружок, что ли?

– Ну да, дружок. Сам позвал, чтобы я приехал, и вот… А ведь я ему свеженький материал привез, как раз к случаю.

– Видел я его час назад, – сказал Хомура. – Тут целая шарага была, а сейчас – не знаю. Пошарь по кустам. Он тут уже тепленький был.

– Да? Ну ладно. А вы оба, – он все изворачивался, пытаясь ненавязчиво заглянуть в лицо Фораме, но Хомура возвышался непоколебимо, а Горга приблизился на несколько шагов и снова внушительно кашлянул, – вы оба, если заметите, скажите, дружок его ищет. По имени мар Цоцонго, это я и есть. Или лучше крикните меня погромче, я далеко не уйду… А еще лучше – позовите подружку его, тоже приехала, любовь у них с давних времен, вот она и беспокоится…

Великим напряжением сил Фораме удалось удержаться на месте. Хорошо, что чужой не видел выражения его лица.