Владимир Михайлов - Властелин

Он не ошибся: четверо стояли, приготовившись к убийству. Не по-благородному, как полагалось бы офицерам – со шпагами наголо (как-то не обращались мысли к огнестрельному оружию в этой обители традиций, где, кажется, за всю историю так и не раздалось ни единого выстрела, – а клинки, случалось, звенели весенними ручьями, и подлинные ручьи текли по самоцветным полам – только не вода то была…). Вместо шпаг даже не кинжалы были у них в руках, а воровские ножи, воистину более всего другого им годившиеся. Четыре ножа взвились, кратко блеснув белым, – и голубоватые молнии вылетели, казалось, из двух кинжалов; но то были лишь отблески на благородной стали… «Ну, посмотрим, как вас натаскали, – про себя говорил он, – какие секреты открыли, какие приемы преподали…» – продолжал, отбивая еще одну атаку. Конечно, драться тут было неудобно, тесно – однако это мешало легионерам больше, чем ему. Все же один или два удара он пропустил; не наряди его Эфат в десантный жилет под камзолом – добром бы не обошлось… Но и эти четверо снарядились, как на генеральное сражение, так что бить их приходилось в горло. Что же, он и это умел, он мог бы лихо командовать десантным взводом – вот хватит ли его умения на Державу?.. – Бой шел, его загоняли в угол. Что же, тем хуже для них! В последний момент Изар нырком ушел от удара, показал ложный удар ниже живота, тот невольно пригнулся, пальцы Изара чуть повернули граненую рукоятку кинжала – клинок, словно в воду, вошел в открывшееся на долю секунды горло. Это не первый был, сейчас их оставалось двое, и те их сотоварищи, что теперь смирно-смирно лежали на полу, и вовсе ограничили возможность наступательного маневра, нахрап кончился, теперь решала техника – а-а! – выпад – снизу в челюсть, кинжал застрял – но ведь и враг остался только один. Кинжал Наследника мельничным крылом завертелся в воздухе, быстрее, еще быстрее – уже не различить стало, где клинок – последний остервенело кинулся вперед наугад, вобрав голову в плечи, – но ведь шлема с забралом на нем не было, не полагалось такого при несении дворцового караула…

Изар медленно вытер кинжал о мундир ближайшего поверженного, с усилием высвободил второй. Ах, как сейчас млеют люди у телевизоров! Прав был Ум Совета: «Тебя не знают, ты не показывался. Так пусть сразу же поймут, что ты человек серьезный и плохой партнер для шуток». Смотрите, понимайте… Впрочем, еще не все сделано. Впереди – действие второе.

Он вышел в коридор, всем своим видом показывая, что совершенно спокоен и не ожидает никаких случайностей. Сделал несколько шагов. Впереди распахнулась дверь. В коридор метнулась женщина и встала на пути Изара. Жемчужина Власти, молодая супруга Властелина, вот уже несколько минут как его вдова. В ночном убранстве, с распущенными волосами, молодая, прекрасная, разъяренная.

– Убийца! Люди, слуги! Хватайте убийцу!

– Пропусти меня!

– Ты убил Властелина!

– Не по злобе, но ради величия мира!

– Тогда погибнешь и ты!

И она бросилась на Изара, сжимая в пальчиках смешной дамский кинжальчик – остро, впрочем, наточенный. Изар, разумеется, и не подумал применить оружие – просто перехватил ее руки, завел их назад, за ее спину, неизбежно прижавшись при этом голой грудью – лохмотья камзола не в счет, жилет нараспашку – к ее груди. На мгновение-другое оба застыли так; потом он начал медленно сгибать ее, повалил на затянутый ковром пол. Она сопротивлялась. Пеньюар распахнулся. Тень промелькнула над ними, Изар краем сознания подумал, что повесит того, кто ухитрился протащить в Жилище Власти операторский кран. Мысль тут же исчезла, он уже одолевал Жемчужину – одолел. В борьбе она уступила. Где-то наверху влажно сопел оператор. И сами они тоже дышали громко, хрипло, наперебой, она едва слышно стонала, он лишь стискивал зубы – начатое надо доводить до конца…

Ну наконец-то! Свет выключили вовремя, не то Изар был уже готов вскочить и – к дьяволу все традиции! – выпустить всю обойму по объективам камер, по операторским черепам. «Хватит с них – попировали, – подумал он, застегиваясь и поднимая с пола упавший раньше «диктат». – Их работа кончилась, наша только в начале».

Он бережно поднял женщину с пола. Поцеловал. Она прижалась лицом к его груди.

– Прости, Ястра, – прошептал Изар ей на ухо. – Я не сделал тебе слишком больно?

Она, не отрывая лица от его груди, покачала головой.

– Ты простишь меня?

– Так было нужно?.. – прошептала она.

– Одевайся, – сказал он. – Поедем в летнюю Обитель. Придем в себя. Там накрыт ужин. Безумно хочется есть…

Мне давно уже казалось, что прожитые годы дают мне право считаться испытанным путешественником в Пространстве; во всяком случае, немало повидавшим. Поэтому я не ожидал, что предстоящая пересадка в точке Таргит чем-то обогатит мой опыт. Оказалось не так. У меня понятие пересадки, видимо, подсознательно связывалось с каким-то подобием вокзала, кассовых окошечек, информационных табло, громкоговорителей и массы пассажиров, половина из которых терпеливо ждет, другая же суетливо спешит. В точке Таргит я не увидел ничего похожего. Когда неизбежное мгновенное помутнение сознания прошло, я обнаружил себя висящим в воздухе примерно в метре над черной монолитной поверхностью, кроме которой здесь ничего не было. Поверхность уходила в бесконечность. Предполагая, что в следующий миг я на нее грохнусь, я рефлекторно подтянул ноги, чтобы смягчить удар. Однако продолжал висеть в полной неподвижности. Мне это не понравилось; как и Архимеду, мне нужна точка опоры, чтобы чувствовать себя пристойно. Я сделал несколько не весьма красивых телодвижений, но не сдвинулся ни на миллиметр. Тем временем кусочек поверхности, находившийся прямо подо мной, – круг около метра в поперечнике – желто засветился изнутри. Одновременно кто-то как бы сказал мне: «Туннель временно занят. Ожидайте». Я произнес: «Гм…»; не знаю, что еще тут можно было сказать. Круг налился красным светом, все более интенсивным (мне почудилось даже, что оттуда, снизу, повеяло жаром, и возникла смешная мысль о том, что в Ассарт мне суждено попасть в хорошо прожаренном виде), слегка завибрировал, – дрожь каким-то образом передалась и мне, потом раздался звук, словно вскрыли хорошо укупоренную бутылку – свечение погасло, а на том месте, где оно было, что-то заворочалось, темное на черном фоне и оттого с трудом различимое; я и по сегодня не знаю, было ли это существо человекоподобным или еще каким-то. Оно переместилось на несколько метров в сторону, я внутренним слухом уловил звуки, сложившиеся в некое слово, похожее на «Ирмас, ах, ах, у-у», черная плита заворчала, щелкнула, вспыхнула ярко-зеленым. Существо немедленно заняло освещенный круг. Снова дрожь – и площадь очистилась. Это было любопытно, но еще более любопытным, пожалуй, являлось все-таки то, что я продолжал висеть, никому вроде бы не нужный. Я решил обидеться, и в этот миг плоскость подпрыгнула и сделала мне подсечку, так что я оказался на черном – и, как оказалось, очень твердом – грунте. Во мне заговорили: «Задерживаете обмен, задерживаете обмен. Ваша точка – в темпе, в темпе – ваша точка?» «Ассарт, – громко подумал я, – Ассарт восемь-восемь, семь, три». Координаты эти я затвердил еще на Ферме. Одновременно кто-то, невидимый и наглый, забормотал рядом: «Застава, застава, застава». «Ассарт, – настаивал я, – Ассарт восемь-восемь…» Другой, как показалось, голос не дал мне договорить: «Застава, Ассарт закрыт, только застава, просьба не прекословить!» «Никто и не прекословит, – возразил я, – место следования Ассарт». Мне показалось, что вслед за мной повторили: «Ассарт»; потом уже я решил, что слово было «Старт». Несуществующий мир вокруг меня пожелтел, покраснел, голова снова нырнула в туман, и последним, что я понял, было – что меня больше нет.