Александр Плонский - По ту сторону вселенной

Действие усиливалось благодаря эффекту Борга: сосредоточив взгляд на том или ином элементе ближайшего полиэкрана, болельщик зрительно переносился внутрь, попадал в окружение изображенных на нем предметов. Осмыслив увиденное, он закрывал глаза, расслаблялся, а затем выбирал новый фрагмент, новый ракурс.

Между тем на стапелях подземного комплекса заканчивалась подготовка к взлету. Спортсмены заняли места в кабинах космопланов, окрашенных яркими красками контрастных цветов.

Космоплан Ли был алым, с крупной белой единицей на фюзеляже и коротких, косо срезанных крыльях. Рикко достался желтый космоплан, а Пету — насыщенного синего цвета…

Последней в очереди готовых к взлету машин, с чуть большим интервалом, подчеркивавшим обособленность, стояла черная «десятка» робота.

Прозвучал зуммер. Космопланы, словно детали на конвейерной ленте, поползли к эстакаде. Те из болельщиков, которые предпочитали полиэкранам собственное зрение, и в их числе Игин, увидели, как из чрева эстакады одна за другой появились крошечные стрелы — красная, желтая, синяя, зеленая…

Электромагнитное поле разгоняло их и вышвыривало из сопла эстакады, точно ядра из древней катапульты.

Хотя мысли Игина были далеко от «ловушки», он вдруг вспомнил о ней.

Стремительный взлет космических стрел интуитивно связывался с тем, над чем управитель пока еще безрезультатно ломал голову. Интуиция подсказывала:

«Возьми это на заметку!» — Спасибо, что затащили меня сюда, — шепнул он Ктору.

Через минуту над космодионом прогремели, слившись в единый вибрирующий грохот, десять взрывов — космопланы преодолели звуковой барьер. Шум включенных на взлете атмосферных моторов, быстро затухая, ушел в зенит вслед за десятью белоснежными инверсионными нитями… … Мотор гудел басовито и отрешенно, будто жил своей собственной, независимой от космоплана жизнью. Рикко вслушивался краем уха в это невозмутимое гудение и вполглаза созерцал игру светомолекул на информационных дисплеях. Он мог расслабиться и дать волю текучке мыслей: сейчас от него ровным счетом ничего не зависело.

Там, на космодионе, был старт для зрителей. Для тех же, кто оспаривает мировое первенство, старт впереди. Смешно, что они, участники чемпионата, самые неинформированные из всех: болельщикам уже известны навигационные параметры орбиты, многие наверняка извлекли карманные компьютеры и увлеченно рассчитывают оптимальный коридор входа.

Спортсменам же будут отпущены мгновения. Произойдет это, когда автопилоты выведут их на стартовую орбиту. Они сгруппируются в месте встречи, примут параллельную ориентацию, перейдут на ручное управление и… Остальное будет зависеть от мастерства, мужества, удачи.

А пока космоплан в стратосфере. Пройдут минуты, автомат уберет ненужные крылья, вырубит атмосферный мотор, запустит реактивный двигатель. Начнется космический этап полета.

«Пусть победит сильнейший!» — традиционно провозгласил Гюнт…

Рикко боготворил этого человека, с мальчишеским восторгом упивался его подвигами. Дальний космос… Для Рикко он остался неосуществленной мечтой.

Жизнь сложилась иначе — природный дар, исключительной силы и редкого обаяния тенор определили его профессию. Сама Джонамо открыла ему путь на сцену. Так мог ли он ее подвести?

Но и став популярным певцом, Рикко мечтал о звездах. Сделался космонавтом-любителем, спортсменом, хотя и не титулованным, однако сумевшим войти в девятку сильнейших, которым предстояло теперь разыграть между собой мировое первенство.

Гюнт побывал в нескольких галактиках, первым из людей испытал на себе свертку пространства… А он, Рикко, дальше Утопии не летал, да и туда его пригласили в составе труппы, давшей концерт для утопийцев.

«Пусть победит сильнейший…» Рикко понимал, что может стать чемпионом лишь по счастливой случайности.

Скорее всего, первые три места займут победители полуфиналов Пет, Ли и Янш, выступавший под номером девять, — его космоплан был фиолетового цвета.

Это не вызывало у Рикко ни зависти, ни досады: самый молодой из космонавтов-любителей, он, к общему удивлению, опередил многих маститых спортсменов, шансы которых расценивались гораздо выше.

Стать финалистом первого, а потому исторического чемпионата само по себе почетно. Ни золото, ни серебро, ни бронза? Ну и что же! Медаль из легкого сплава, вручаемая остальным финалистам, ему обеспечена!

«Пусть победит сильнейший…» Эта формула вполне устраивала Рикко. Вернее, устраивала еще утром. А сейчас… Его сердце, сердце темпераментного певца, не могло смириться с тем, что роль сильнейшего заранее и безоговорочно отведена роботу.

Умом, не чуждым техники (иначе он не стал бы космонавтом-любителем), Рикко сознавал, что быстрота реакции робота, безошибочность решений, острота рецепторов, безупречная логика намного превосходят человеческие возможности. Но мысль, что человеку не по силам состязаться с роботом в космическом слаломе, что в лучшем случае можно лишь тянуться за ним, стараясь не слишком отстать, казалась унизительной.

Рикко не желал утешиться тем, что речь идет, по существу, о том же автопилоте, которому лишь придали вид серийного робота ТМ-32. Зачем?

Неужели Гюнт решил сыграть на самолюбии спортсменов? Ведь можно было бы объявить, что один из космопланов беспилотный. Так нет, за штурвал усадили карикатурное подобие человека!

Этого Рикко не мог простить своему кумиру. Большее оскорбление для человека трудно придумать! И с каждой минутой вынужденного безделья, когда его, как горнолыжника на вершину горы, услужливо возносили на орбиту пощечина роду человеческому ощущалась все болезненнее.

И вдруг пришло нечто, граничащее — Рикко сознавал это — с абсурдом, бросающее вызов не только инстинкту самосохранения, но и канонам космического слалома. Соблазн, искушение, которые он был не в силах побороть.

«Надо бы просчитать варианты», — подсказывало благоразумие. «Все равно не успею, — беспечно отмахнулся Рикко. — Попробую сымпровизировать, я везучий…» И он, во весь своей великолепный певческий голос, затянул стансы о юноше, которого компьютеры разлучили с любимой. На самой верхней, сладчайшей ноте Рикко сорвал пломбу с автомата-ограничителя и выдернул из гнезда предохранительную вставку.

В эти минуты Пет оглядел сквозь алмазное стекло кабины шеренгу космопланов, сверкающую на солнце всеми цветами спектра. Автопилоты так точно уравняли скорости, что машины казались неподвижными, словно бегуны, застывшие на стартовой черте в ожидании выстрела. А внизу, серебристо переливаясь, медленно катился Мир…

Двигатель умолк, были слышны только привычные шумы агрегатов. Сейчас Пет не походил ни на генного инженера, сотрудника знаменитой Велской лаборатории, ни на известного спортсмена, ни на скромного, отзывчивого парня, каким его знали товарищи. Он был человеком-машиной, составлял целое с системой управления, бортовым компьютером, информ-дисплеями, двигательной установкой — дополнительными органами его тела, рецепторами мозга, могучими и послушными мышцами.