Синякин Синякин - Люди Солнечной системы (сборник)

Это была совсем другая газета.

Баскунчак хотел вернуться к стойке. Но вовремя раздумал. Ясное дело, что газета со статьей о тахоргах исчезла навсегда, и на все вопросы девица будет бледнеть и недоуменно пожимать плечиками. Он посмотрел на дату. Газета была сегодняшней.

Еще одно весомое доказательство того, что в этой странной гостинице происходят невероятные вещи, благополучно уплыло из рук.

Раздосадованный Баскунчак вошел в свой номер, сбросил туфли, стянул с себя футболку и лег на застланную постель, задумчиво глядя в потолок.

Ну нет! Он не позволит играть с собой!

На кой черт ему сдались эти игры!

Подумаешь, тайны мадридского двора!

Он встал и начал решительно собирать сумку. Собрав ее, он сел на постель и понял, что никуда не поедет. Пока не разберется в происходящем. Надо только дождаться ночи и вновь посетить Перекресток. А потом совершить прогулочку в глубину. Обязательно в глубину. Совсем незачем отираться около дверей и чувствовать себя бедным родственником. Как там в старой песенке пелось? «На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы». Он вспомнил мотивчик и замурлыкал себе под нос эту древнюю песенку, которую когдато написал для забытого уже кинофильма какой-то диссидент.

Пришедшая в голову идея не была особенно неожиданной, скорее она являлась естественным следствием его дневных размышлений. Тем не менее ему сразу стало легче.

Оставалось только прожить день.

Он позвонил Шахову. Его интервью с Нуликом было получено, одобрено и отправлено в набор. Шахов сварливо осведомился, когда Дмитрий покинет волжские берега, они поговорили о приближающемся вручении ежегодной премии имени братьев Стругацких и сошлись на том, что в этом году премию получит роман Вячеслава Фишера «Гравилеты империи Тан».

«Поедешь ты», — сказал Шахов. «Пусть едет Имперян. С друзьями пообщается», — возразил Баскунчак. «Я уже все решил, — непреклонно сказал Шахов. — Поедешь ты». С начальством не спорят. С начальством соглашаются. Тем более если начальство предлагает именно то, что тебя и в самом деле интересует.

Закончив разговор, Баскунчак разделся и пошел в ванную.

Вечером следовало быть в форме. Приняв холодный душ, Баскунчак вернулся в комнату. Решение было принято, поэтому он быстро заснул под легкое, почти неслышимое кошачье урчание, кондиционера.

И проснулся за пару часов до намеченного времени.

Он открыл дверь, и ему понравилось тихое озеро, окруженное ивами. По берегу озера белели мраморные ротонды.

Он вошел в одну из них, сел на барьер, разглядывая зеркальную гладь озера, и услышал голоса: Разговаривали двое.

Один из собеседников был чернокожим с лоснящимся круглым лицом, на котором выделялись толстые темные губы и живые белки глаз. Второй — белокурый громадный скандинав — неторопливо втолковывал ему на непонятном языке, в котором причудливо смешивались английские и русские слова:

— А я говорю, время пришло. Ты только подумай, Мгуи, природа словно нарочно отгородила пустыню от влажных морских ветров. С севера — Тянь-Шань, на западе — Памир, на юге — хребты Тибета и Гималаи. С востока ворота открыты, но там до океана почти три тысячи километров. Сто миллиметров осадков в год — в десять раз меньше, чем нужно в субтропиках!

— Технически проблема выполнима, — задумчиво сказал негр. — Решение само напрашивается — проломить Карокорум, а пустынную впадину соединить с долиной реки Инд.

— На Инд рассчитывать не приходится, — возразил скандинав. — Воды Инда давно израсходованы на орошение сухих степей Пакистана.

Негр пошевелил пальцами, Баскунчак увидел его розовую ладонь.

— Ерунда. Нам не нужна вода Инда, нам требуется русло реки. Русло можно будет использовать как естественный водопровод. А подавать по нему мы станем талую воду антарктических айсбергов. Можно опреснять океанскую воду и качать ее вверх по реке.

— Надо все просчитать, — с некоторым сомнением сказал скандинав.

— У меня все уже давно просчитано, — самоуверенно сказал неф.

Собеседники неторопливым прогулочным шагом прошли мимо ротонды, поприветствовав незнакомого им Баскунчака взглядами. Видно было, что между негром и скандинавом постепенно разгорался спор. Негр энергично жестикулировал, в чем-то пытаясь убедить собеседника. Скандинав невозмутимо парировал доводы негра.

Баскунчак попытался сообразить, в какую утопию он попал на этот раз, ничего не вспомнил и, махнув рукой, отправился на разведку.

Лес закончился, неожиданно перед Дмитрием открылась огромная котловина, в которой таился город. Белоснежные кубы и параллелепипеды зданий открылись взгляду журналиста. Кубы и параллелепипеды окружала зелень. Небо было безоблачным, но над городом шел мелкий дождь. Солнечные лучи, отражаясь в каплях, образовывали над городом сочную гигантскую радугу, переливающуюся всеми цветами спектра.

Зрелище было изумительное. Некоторое время Баскунчак любовался картиной, открывшейся ему. Потом он стал неторопливо спускаться в город. Через полчаса он уже был на окраине города. Ему попадались странно и непривычно одетые люди.

Баскунчак полагал, что и он в их глазах выглядит необычно, но особого любопытства со стороны прохожих он не наблюдал — короткий любопытствующий взгляд, и прохожий следовал своей дорогой, не задавая Дмитрию каких-либо вопросов.

Изъяснялись жители города на все том же невообразимом сленге, в котором русские слова мешались с английскими, иногда даже ему казалось, что по звучанию он распознает испанские слова, но все это было искаженным, словно полученный словесный сплав был непрочным и норовил развалиться на составляющие его основы. Тем не менее окружающие легко понимали друг друга, да и сам Баскунчак, к своему изумлению, понимал почти все из сказанного ими.

Несколько часов он бродил по городу, пытаясь самостоятельно определить, что это за город и где он находится, но так и не определил.

Судя по погодным условиям, это был юг, но в парках росли кедры и лиственницы вперемежку с колючими шишкастыми кактусами, а на грядках пламенели маки и тюльпаны. Город был изрезан узкими каналами, вода в каналах была ледяная, словно в горной речке. Не было реклам и вывесок, но дома были отделаны разноцветными мозаичными панелями, которые делали их непохожими друг на друга.

У застекленного подъезда одного из них стоял человек в серебряном комбинезоне. Мужчине было лет под пятьдесят, у него было усталое вытянутое лицо, высокий лоб, широкая полоска усов под крупным, с горбинкой, носом. Его собеседником был плотный юноша, завороженно смотрящий на старшего товарища.

— Твою кандидатуру удалось отстоять, — сказал пожилой.