Дуглас Адамс - Ресторан на краю Вселенной

Он взглянул на Жармрака Дезиато, который все еще и пальцем не пошевелил.

— А… — снова сказал Форд, думая, что такое убедительное может следовать за буквой «А».

Великан выдал целое предложение, которое было достаточно убедительным, и начиналось с буквы «А».

— А я телохранитель мистера Дезиато, — сказал он, — и я отвечаю за его тело, а за твое нет, так что забери его отсюда, пока оно не попортилось.

— Нет, подожди, — сказал Форд.

— Чего нет? — взревел телохранитель. — Чего подожди? Мистер Дезиато никого не принимает.

— Ну ладно, но может быть, ты дашь и ему сказать, что он об этом думает?

— Он никого не принимает.

Форд бессильно взглянул на Жармрака и был вынужден признать, что телохранитель, увы, прав. Дезиато не проявил никаких признаков интереса к жизни, не говоря уже об остром интересе к благосостоянию Форда.

— Но почему? — спросил Форд. — Что с ним стряслось?

Телохранитель объяснил.

Галактический Путеводитель для Путешествующих Автостопом отмечает, что «Зона Бедствия», рок-группа из Рассудных Дней, что на Гагранаке, общепризнанно считается не только самой громкой рок-группой во всей Галактике, но и вообще просто самым громким шумом. Их поклонники едины во мнении, что наилучший аудиоэффект достигается при прослушивании концерта из большого железобетонного бункера, расположенного примерно в полусотне километров от сцены. Сами музыканты во время концертов играют на своих инструментах с помощью дистанционного управления с борта космического корабля, лежащего на орбите вокруг планеты — чаще, правда, вокруг совсем другой планеты.

Их песни в основном очень просты, и своядтся к очень традиционной схеме: мальчик встречает девочку под серебряной луной, а луна потом возьми да и взорвись ни с того ни с сего.

Многие планеты запретили их концерты, некоторые из соображений высокого искусства, а большинство — потому, что работа аудиосистем группы вступала в противоречие с местными договорами по ограничению стратегических вооружений.

Это, тем не менее, не снизило их доходов от дальнейшего расширения границ гиперматематики. Их главный бухгалтер-исследователь не так давно получил титул профессора неоматематики в Максимегалонском университете, в знак признания его заслуг по развитию как общей, так и специальной теорий налогообложения группы «Зоны Бедствия», в которых он доказывает, что ткань пространственно-временного континуума не только изрядно повытерлась, но и вообще лишена основы.

Форд, спотыкаясь, добрался до столика, за которым сидели Зафод, Артур и Триллиан в ожидании начала представления.

— Нужно закусить, — сказал он.

— Ну что, Форд, — сказал Зафод, — поговорил ты с оралой?

Форд странно покрутил головой.

— С Жармраком? Ну… да, вроде как поговорил.

— Что он сказал?

— В общем, немного… Он… того…

— Чего?

— Он умер на год, чтобы уладить проблемы с налогами. Дайте сесть.

Он уселся.

Подошел официант.

— Желаете меню? — спросил он. — Или познакомитесь с Фирменным Блюдом?

— А? — сказал Форд.

— А? — сказал Артур.

— А? — сказала Триллиан.

— Круто, — сказал Зафод. — Давай сюда свой деликатес. Деликатничать с ним мы не будем.

В маленькой комнате в одном из лучей Ресторана некто высокий, худой, и костлявый чуть отодвинул штору на окне и в лицо ему глянуло забвение.

Это лицо не было красивым, возможно, потому, что забвение столько раз глядело в него. Начать с того, что оно было слишком длинным, глаза и щеки слишком глубоко запали, губы были слишком тонкими, и когда они раздвигались, зубы между ними блестели, как только что начищенная каминная решетка. Руки, которые держали штору, тоже были длинные и тонкие. И холодные. Они едва касались складок шторы, и казалось, что если их владелец не будет следить за ними, словно коршун за куропатками, они сами по себе отползут в сторонку, и там сделают что-нибудь, о чем не принято говорить в приличном обществе.

Он опустил штору, и жуткий свет, игравший на его физиономии, отправился поиграть в каком-нибудь месте поздоровее. Он прошелся по своей комнате, словно хищник, вышедший облегчиться, и уселся на стул у столика на трех ножках. Он просмотрел несколько страниц свежих приколов.

Прозвенел звонок.

Он отбросил тонкую пачку листков и встал. Его руки прошлись по отдельным перышкам из миллиона разноцветных перышек, которыми был украшен его пиджак, и он вышел.

В зале Ресторана притушили огня, оркестр убыстрил темп, узкий луч света упал на проход из-за занавеса к сцене в центре зала.

По нему шел некто высокий, худой, костлявый, одетый в радужный пиджак. Он взбежал на сцену, подскочил к микрофону, одним движением тонкой длинной руки выхватил его из стойки и несколько мгновений стоял, кланяясь налево и направо, принимая аплодисменты, и демонстрируя всем присутствующим свою каминную решетку. Он помахал своим близким друзьям в зале — хотя их там не было — и подождал, пока аплодисменты утихнут.

Он поднял руку и улыбнулся. Его улыбка шла не только от уха до уха, но, казалось, еще и выступала за естественные границы его лица.

— Спасибо, дамы и господа! — крикнул он. — Большое спасибо! Благодарю вас.

Он подмигнул.

— Дамы и господа, — сказал он. — Как мы знаем, к настоящему моменту Вселенная существует уже более ста семидесяти тысяч миллионов миллиардов лет, а ее конец настанет через немногим более получаса. Итак, добро пожаловать в Маккосмикс, Ресторан «Конец Вселенной»!

Он махнул рукой, чем вызвал очередной взрыв аплодисментов. Еще раз взмахнув рукой, он оборвал его.

— Я ваш хозяин на сегодня, — сказал он, — меня зовут Макс Квордлиплен.

(Все и так это знали, представления в Ресторане были известны во всей обитаемой Галактике, но он сделал это просто для того, чтобы дать аудитории возможность поаплодировать.)

— Я только что вернулся с самого самого самого что ни на есть противоположного конца времен, куда меня пригласили выступить в Большом Трахбургер-Баре. И это был замечательный вечер, дамы и господа, а сегодня я с вами, и мы вместе будем переживать величайшее событие — Конец Самой Истории!

Взрыв аплодисментов стих, когда свет в зале притушили еще больше. На каждом столике сами собой зажглись свечи, и это вызвало восхищенный вздох всех собравшихся. Они превратили зал в скопление нервных огоньков и дрожащих теней. По залу побежал шепоток, а золотой купол над ними становился все прозрачнее, прозрачнее…

Макс заговорил тише:

— Итак, дамы и господа: — свечи горят, оркестр наигрывает что-то мягкое, и защищенный силовым полем купол медленно тает, и мы оказываемся под небом, полным света набухших звезд. Я предвижу сегодня славный вечерний апокалипсис.