Сергей Фрумкин - Планета в подарок

Григ и Линти так увлеклись, что не замечали людей вокруг себя, не обращали внимания на восхищенные взгляды публики, удивляющейся неутомимости двух юных танцоров, не слышали, когда менялась музыка – их тела словно сами подчинялись новому ритму и двигались в нем с теми же совершенными чувством такта и грацией. Эти двое не видели даже друг друга, хотя и не отрывали взгляда от глаз партнера или партнерши. Они перешли на совершенно иную, более высокую ступень восприятия – их ауры влились друг в друга и трепетали, заставляя захлебываться от непривычно острых и ярких оттенков переживаний. Это был танец победы, танец освобождения, танец долгожданного отдыха. Впервые за долгие декады эти двое могли наконец раскрепоститься и избавить измученные избытком событий сознания от бремени реального восприятия.

Праздник продолжался до позднего утра, но Линти не захотела дождаться, пока все уйдут. Подгадав момент, когда внимание гостей сосредоточилась на выступлении знаменитой поп-группы, альтинка потянула Грига за собой, в личное крыло своего Дворца, где царили тишина и спокойствие, где можно было остаться одним.

К этому моменту Брат уже совсем перестал понимать, что происходит.

Среди каких-то цветников, деревьев, озер и водопадов нашлась хрустальная беседка без мебели, но с поразительно мягким и приятным на ощупь теплым полом. В одно мгновение скинув с себя одежду, Линти вдруг вытянулась перед самым лицом Грига, схватила руками его голову и осторожно дотронулась губами до его губ. Подчиняясь инстинкту, Брат обнял и прижал к себе прекрасное юное тело. Он ощутил под пальцами бархат гладкой и нежной кожи, пульсирующей так сильно, что у самого барабаном застучало в висках. В глазах все поплыло, а голова опустела. На какой-то миг рассудок еще возмутился от нежелания терять контроль над вверенным ему телом, но усталость и хмель оказались сильнее мимолетного недовольства разума. Последнее, что отложилось в памяти Грига – сладкий вкус тонких губ и подвижного дерзкого язычка, щекочущего его губы и пробуждающего ощущения, никогда ранее не испытанные и не с чем не сравнимые…

– Когда кончатся силы, отнеси меня вон в то бурлящее пузырьками озеро, – сверкая смеющимися и пугающимися одновременно бездонно-синими глазками, напоследок попросила альтинка. – Сам опускайся рядом. Через час мы очнемся – бодрыми и счастливыми… Впереди будет целая жизнь… вместе… Я люблю тебя, Григ!!!

Ее эмоции захлестнули Брата, поглотили его с головы до ног. Незнакомое ранее, граничащее с болью физическое наслаждение смешалось с едва не доходящим до шока нервным ослеплением, энергетическим штормом слияния двух сильных и синхронно настроенных биополей и сознаний…

Не представляя, где ее тело, а где его, не ощущая ни рук, ни ног, ни самого себя, ни времени и ни места, Григ утонул в ощущениях, которым не было равных, ради которых стоило жить, в которых таился сам потаенный смысл жизни…

Когда, наконец, Линти упала без сил на полу беседки, Григ осознал, что и ему пришло время остановиться. Подняв драгоценное и ставшее самым родным, едва дышащее тело на руки, он побрел к озеру, тяжело рухнул в коктейль из пузырьков и излучений и провалился в темноту спасительного, восстановительного искусственного сна, окруженный вниманием оживших автоматов реабилитации.

Человек, проснувшийся после спокойно проведенной ночи, чувствует себя словно заново родившимся: все, что происходило до его сна, уходит в область воспоминаний, отдаляется, уступает место новым мыслям и ощущениям. Убеждения вчерашнего вечера выглядят не столь убедительными, страхи – не столь тревожными, сомнения – не стоящими внимания. День начинается с чистого листа и пишется до тех пор, пока его в очередной раз «не перечеркнет» потребность в долговременном отдыхе.

Григ следовал этому режиму всю жизнь – время на корабле Братьев не летело так быстро, чтобы жалеть его на обычный, естественный отдых. Как и далекие предки, Григ подразделял жизнь на «вчера», «сегодня» и «завтра», а между ними, в его представлениях, обязательно протекал сон. Граждане Лиги не понимали смысла такого распределения времени. Автоматы психологической разгрузки или нейроконтроллеры позволяли им урезать восстановление после тяжелого, богатого на труд и эмоции дня до нескольких минут, полностью возвращая к работоспособному состоянию, но лишая удовольствия пребывания в мире грез и превращая ощущение жизни из прерывистой в сплошную линию.

Бассейн Линти был дорогой, усовершенствованной версией обыкновенного бытового нейроконтроллера – к искусственному сну присоединялись процедуры массажа, омоложения кожи, магнито и светотерапии.

Через час пребывания в воде, Григ открыл глаза отдохнувшим, бодрым, полным сил и с четким осознанием реальной действительности. Привычного барьера между прошлым и настоящим не существовало. Не могло быть никакого «вчера» – он точно знал, что прошел час и не мгновением больше. Григ задумался, осознавая, что иногда, почувствовать грань между тем, что было, и тем, что будет, жизненно необходимо. Эта грань помогала простить ошибки, помогала перебороть стыд, помогала посмотреть на вчерашнее «я» спокойно, словно глазами другого, старшего на один день существа…

Григ бросил взгляд на красивое, словно вырезанное гениальным скульптором по теплому, светло-коричневому мрамору изящное обнаженное тело Линти, все еще погруженное в пузырящуюся жидкость на расстоянии вытянутой руки от него – прошел ровно час, как он обнимал этот тонкий стан, гладил эти золотые волосы, целовал эти алые, нежные губы…

Он не помнил, как попал в бассейн, где лежал сейчас голым, но зато не мог отойти от потрясения остротой полученного час назад удовольствия. В свои семнадцать лет Григ даже не знал, что человеческому организму доступна столь сладкая гармония из материального и нематериального, не знал, как высоко расположена грань, за которой заканчивается эйфория и начинается помешательство, не мог даже вообразить, насколько велика радость пройти по самому-самому острию лезвия на этой границе…

Линти очнулась одновременно с Братом, разбуженная тем же импульсом нейроконтроллера. Ее глаза были закрыты, но Григ чувствовал, что в голове белокурой красавицы пробегают сейчас те же видения, что в его собственной – некая сила добавляла красок картинам перед его глазами, входила в резонанс с его мыслями и делала воспоминания в сотни раз острее, пронзительнее и романтичнее.

Григ прислушался к девушке. Линти нежилась, смаковала воспоминания о полученном час назад удовольствии. Она была счастлива…

А что чувствовал он? Он однозначно был благодарен альтинке за возможность еще раз ощутить вкус настоящей радости, за новые сильные переживания, которых уже не должен был испытать в перечеркнутой им самим жизни. Он получал сейчас истинное наслаждение просто оттого, что смотрел на нее, слушал ее дыхание, вдыхал ее запах. Она нравилась ему, она радовала его, она была ему самым дорогим человеком, образ которого приходил на ум. Если бы пришлось выбирать, чью жизнь принести в жертву – его или Линти – Григ без колебаний предложил бы врагу себя…