Питер Гамильтон - Нейтронный Алхимик: Консолидация

— Хорошая мысль, —прокомментировал «Юдат». — Она славная.

— Есть человек, который мог бы нам помочь, — проговорил Мейер. — Если она еще жива. Я ее не видел уже лет двадцать, и она уже тогда была стара.

Черри подозрительно покосилась на него.

— Она?

Мейер ухмыльнулся.

— Ага. Она. Эту даму зовут Афина, она эденистка.

— Да они хуже проклятого королевского разведывательного агентства, — запротестовал Халтам.

— Кончай. Не время для предрассудков. Общее качество всех эденистов — честность, а про королевское разведывательное агентство этого не скажешь. Кроме того, к ним агенты королевского разведывательного агентства не смогут внедриться никогда.

— И ты уверен, что она нам поможет? — спросила Черри.

— Не обещаю. Могу сказать одно: поможет, если это ей под силу. — Он оглядел своих товарищей. — Есть альтернатива?

Альтернативы не было.

— Ладно. Черри, сообщи в диспетчерскую, что мы отбываем. И так задержались.

— Есть, сэр.

— А ты продумай последовательность прыжков к Солнечной системе.

— Разумеется, — ответил «Юдат» и добавил почти тоскливо: — Интересно, «Энон» будет у Сатурна, когда мы прилетим?

— Кто знает… Но интересно было бы глянуть, какой она выросла.

— Может быть. Мы давно не виделись.

Первым скачком они одолели двенадцать световых лет. Со вторым корабль отдалился от системы Нарока еще на пятнадцать. И Мейер, уверенный, что черноястреб оправился от потрясения, отдал команду прыгнуть в третий раз.

Под неимоверным давлением растровых клеток расползался вакуум. «Юдат» легко вошел в провал, перегоняя энергистическис потоки, циркулировавшие в его тканях, чтобы поддерживать континуум псевдовакуума, сомкнувшийся вокруг корпуса. Мимо коралловых выступов проплывало расстояние, лишенное длины.

— Мейер! Что-то случилось!

Мысленный вопль потряс капитана, точно оплеуха.

— О чем ты?

— Провал смыкается. Я не могу привязать растр искажения к координатам выхода.

Связанный с разумом черноястреба, Мейер и сам ощутил, как меняется псевдовакуум, расплываясь, пульсируя вокруг корпуса, точно туннель червоточины состоял из взбаламученного дыма. «Юдат» не мог придать им необходимую стабильность.

— Что происходит? — спросил он, начиная паниковать.

— Не понимаю. В червоточине действует иная сила, она взаимодействует с моим искажающим полем.

— Перемоги ее. Давай, вытаскивай нас отсюда.

Поток энергии хлынул в растровые клетки черноястреба, усиливая искажающее поле, но интерференция только усилилась. «Юдат» ощущал, как по псевдостенкам червоточины идут волны. Две из них коснулись корпуса, и корабль содрогнулся.

— Не работает! Я не могу поддерживать такую мощность!

— Спокойно, — умолял черноястреба Мейер. — Это может быть временно.

Разум его ощущал, с какой скоростью утекает энергия. При таких неимоверных затратах резерва должно было хватить едва на девяносто секунд.

Пытаясь сберечь энергию, «Юдат» уменьшил мощность искажающего поля, и вдоль червоточины прокатилось цунами, ударив по корпусу. По рубке разлетелось все, что не было приделано к месту. Мейер инстинктивно вцепился в ложе, хотя его прикрыла сетка-фиксатор.

Бортовой компьютер датавизировал, что требует воспроизведения сделанная заранее запись. Мейер и его экипаж могли только в изумлении взирать на непокорную консоль, когда в их нейросеть вторглось изображение доктора Мзу. Фона не было — темнокожая карлица висела в серой мгле.

— Здравствуйте, капитан Мейер, — проговорила она. — Если все пошло по плану, вы увидите эту запись за несколько секунд до смерти. С моей стороны это сугубо мелодраматический жест — хочется объяснить, почему и как вы оказались в подобном положении. «Как» относительно просто — вы испытываете резонансное усиление искажающего поля. Побочный эффект моих работ тридцатилетней давности — я установила в секции жизнеобеспечения приборчик, осциллирующий в такт искажающему полю «Юдата». Когда колебания зафиксируются, погасить их будет невозможно — усилителем служит сама червоточина. Резонанс погаснет только вместе с искажающим полем, а без него червоточина претерпит квантовое схлопывание. Порочный круг, из которого нет выхода. Вы проживете ровно столько, насколько хватит энергии в растровых клетках «Юдата», а она, как я могу представить, утекает быстро. Что касается «почему»: я выбрала именно вас, чтобы выбраться с Транквиллити, потому что заранее знала, на какие трюки способен «Юдат». Знала, поскольку имела уже возможность наблюдать вашего черноястреба в деле. Тридцать лет назад. Не припомните, капитан Мейер? Тридцать лет назад, месяц в месяц, вы вместе со своей эскадрой омутанских наемников перехватили три корабля гариссанского флота — «Ченго», «Гомбари» и «Бизлинг». Я была на борту «Бизлинга», капитан, а о вашем участии я узнала позже, просматривая сенсозапись атаки. «Юдат» — очень приметный корабль: и раскраской, и формой, и маневренностью. Вы были хороши и в той битве победили. А что случилось потом с моей родной планетой, мы все знаем, не так ли?

Запись кончилась.

Черри Варне в каком-то странном спокойствии обернулась к Мейеру:

— Она права? Это был ты?

Капитан смог выдавить только горестную улыбку и слабое «да».

— Прости меня, друг.

— Я люблю тебя.

Три секунды спустя запас энергии в растровых клетках «Юдата» истощился. Червоточина, державшаяся исключительно на искажающем поле корабля, схлопнулась. В межзвездном пространстве появился двухмерный провал, выплеснувший поток жесткого излучения, эквивалентный массе черноястреба. Потом пространство вернулось к равновесному состоянию, и провал закрылся.

Николай Пенович старался не выдать, насколько он перепуган, когда туполицые громилы втолкнули его в никсоновские апартаменты. Хотя вряд ли был смысл изображать мачо — одержимые уже откровенно намекнули, что им под силу видеть, что у тебя на уме. Но не читать мысли и тем более — воспоминания. И это был его спрятанный в рукаве туз — одно воспоминание, да еще молитва.

Хотя едва ли стоило ставить на одну молитву даже не жизнь, а посмертие.

Николая впихнули в огромный холл, уставленный поверх пушистого белого ковра мебелью, напоминавшей гроздья хрупких шаров из розового хрусталя. Двери в соседние комнаты заменяли золотые пластины трехметровой высоты. Вместо дальней стены иллюминатор во всю стену глядел на Новую Калифорнию. Зрелище проплывающей внизу террасовместимой планеты было великолепно.