Эдмонд Гамильтон - Звезда жизни

Хэммонд узнал свою куртку и всякую мелочь, которая была у него в кармане. Книга с астронавигационными таблицами, небольшая линейка, полупустая упаковка с таблетками-стимуляторами. Лицо Квоббы расплылось в улыбке, когда он демонстрировал все это Хэммонду. Ива тоже улыбалась, но с некоторым ужасом в темных глазах. А когда Джон Уилсон торопливо вошел, чтобы сделать Хэммонду укол, у него был вполне дружелюбный вид.

Хэммонд понял, что они поверили ему. И внезапно он все понял. Эти простые предметы – ткань его куртки, книга на давно мертвом языке – предметы далекой старины. Все в нем, начиная с пломб в зубах и кончая пуговицами на брюках, служило бы доказательством для любого ученого. Никакие слова не были бы так эффективны и убедили бы их в том, что он говорит правду и что он не враг, не врамэн.

Он подумал, что нужно еще подтвердить это и сказал:

– Врамэн, – отрицательно и яростно тряся головой. Затем он указал на них и спросил: – Врамэн?..

Ива тоже отрицательно покачала головой. Ее глаза сверкали.

– Нан! Син до хумэн!

Хумэн! Как себя называли эти люди? Это звучало, как «хомо». Он хотел бы узнать больше, но Ива прижала его крепко к подушке. Она говорила с ним и он понял, что она приказывает ему спать. Он боялся заснуть, боялся, что ночной кошмар повторится вновь и его снова унесет в мертвое одиночество. Но он не мог сопротивляться лекарству, которое ему дали. И он заснул без сновидений.

Проходило время, которое он ощущал как периоды сна и бодрствования. Он чувствовал, как силы постепенно возвращаются к нему. У него не было аппетита, и хотя питательные желе, которые давали ему, не вызывали энтузиазма, он выздоравливал. Он хотел уже вставать, но Джон Уилсон и Ива, которая была его дочерью, не разрешили. Они также не позволили много разговаривать, и ему ничего не оставалось, как лежать глядя в потолок и размышлять. Он думал о друзьях, которые умерли века назад, обо всех обычаях, языках, нациях и народностях и ужасное одиночество охватывало его. Бывали моменты, когда он чувствовал, что только одна вещь удерживает его от сумасшествия.

Это было его любопытство. Он постоянно хотел знать что это за странная Земля будущего, в которую его выбросило. Он хотел знать, кто такие врамэны и кто такие хумэны, и почему они прятались, и что здесь делали и почему некоторые из них не земляне. Он хотел знать, был ли то космический корабль, чей грохот он слышал. Он хотел знать о них все, но нужно было выучить язык.

Долгими часами Ива обучала его, когда он уже сидеть. Она объясняла ему жестами и картинками, терпеливо увеличивая его словарный запас. Язык несколько напоминал языки его прошлого и общая структура, казалось, была похожа и это помогало ему. Но Квобба и желтый человечек Таммас не помогали совсем. Казалось, они говорили на каком-то диалекте или пользовались жаргоном и в конце концов Ива запретила им обучать Хэммонда.

Но когда Хэммонд научился задавать Иве простые вопросы, он обнаружил, что это не очень помогает. Иве было неудобно и она сказала:

– Мой отец все объяснит тебе.

– Когда? – потребовал он. – Как скоро?

– Скоро, – уклончиво сказала она. – Ты еще плохо говоришь. Нужно выучить больше слов.

Это возбуждало любопытство Хэммонда. Он был в мире, который коренным образом отличался от того, который он знал и языковый барьер не давал ему возможности узнать больше. Ему хотелось выучиться.

Наконец он потерял терпение и потребовал, чтобы его выпустили из подземной камеры.

– Я хочу солнца, – сказал он. – Я хочу выйти наружу.

Ива выглядела подавленной.

– Погоди, – сказала она и вышла из комнаты.

Она не вернулась. Вместо нее пришел Джон Уилсон.

Он стал глядя на Хэммонда и у Хэммонда снова появилось странное ощущение, что он был Джон Браун из Потаватами и его глубоко посаженные глаза испытующе глядели на Хэммонда. Он был убежден, что Уилсон был человеком, для которого важны идеи, и что он готов пожертвовать любым человеком и самим собой во имя идеи.

– Ты не можешь еще выходить, – сказал он. – Тебе повезло, что ты остался жить. Мы сперва думали, что ты не выживешь.

Хэммонд спросил:

– Сколько...

Затем он остановился и не смог сформулировать вопрос.

Сколько времени я был мертв? Сколько веков мое замерзшее тело носилось в темноте и молчании?

Как можно сформулировать такой вопрос? Но Джон Уилсон понял. Он сказал:

– Твое тело и твои вещи говорят о том, что ты родился очень давно. По старой хронологии в двадцатом или двадцать первом столетии.

– Я родился в 1949 году, – прошептал Хэммонд.

На мгновение Уилсон задумался.

– Тогда по той хронологии, которой мы больше не пользуемся, сейчас 12094 год.

Значит, все было правильно и звездные часы не обманывали. Но истинность эта была ужасающей для восприятия.

– Но как я мог снова вернуться к жизни? Я слышал об опытах по гипотермии, нечто подобное...

Уилсон пожал плечами.

– В нескольких словах я не могу описать тебе современную науку. Большинство терминов и слов ты просто не поймешь. Давным-давно в первый период покорения космоса мы узнали, что человека, погруженного в глубокую гипотермию космоса можно оживить. Обычный холод, обычное замерзание прекращает доступ крови к мозгу и его клеточки разрушаются до наступления полной гипотермии. А космический холод замораживает клеточки, не разрушая их. Все органы замерзают без повреждений. Выяснилось, что постепенное нагревание тела замороженного таким образом восстанавливает жизненные процессы.

Джон Уилсон прервал свою речь и задумчиво посмотрел на Хэммонда.

– В старое доброе время начала покорения космоса сказали бы, что тебя выбрало провидение. Когда спутник попал в атмосферу Земли, он начал разогреваться от трения и это привело к тому, что ты вышел из гипотермии.

Хэммонд охватил свою голову руками и закрыл глаза. Затем, поборов себя, он сказал:

– Ты говоришь, в первое время покорения космоса. Значит, космос покорен?

– Да, – сказал Уилсон.

– Звезды тоже?

– Да.

– Ну, а Квобба и Таммас...

– Квобба родился на одном из миров Веги, а Таммас с Мизара. Земляне колонизировали некоторые далекие миры, Хэммонд.

Хэммонд чувствовал, как тяжело бьется пульс. Значит, мечта его времени сбылась и за первыми попытками, обреченными на неудачу, как его собственная, последовали другие и океаны космоса открылись людям.

Хэммонд произнес это и Джон Уилсон рассмеялся. Это был резкий ужасающий звук и Хэммонд увидел глубокую горячую искорку в его глазах.

– Нет, – сказал он. – Ты ошибаешься. Космос покорили люди типа меня и типа моих предков. Но он не принадлежит ни нам, ни тебе. Космос принадлежит врамэнам.

Хэммонд сказал:

– Кто такие врамэны?