Гарри Гаррисон - Космический врач

– Все лучше, чем вы. И все до сих пор на борту. Ваше чудесное лекарство действует отлично, но корабль все еще на карантине до тех пор, пока мы не сделаем необходимые анализы и не убедимся окончательно. Вы в наихудшем из всех состоянии. Вы напичкали себя наркотиками, перегрузили свой организм и, буду откровенен, все это сейчас сказывается на вашем состоянии.

– Но я был вынужден так поступить, не так ли?

Врач открыл было рот, чтобы ответить, но ничего не сказал, а только улыбнулся.

– Полагаю, что да. Я рад, что на борту были именно вы, потому что сильно сомневаюсь, что смог бы проделать все это самостоятельно. А сейчас – укол.

– Секунду, пожалуйста. Насчет так называемого бунта. Что правительство собирается сделать с этими людьми? Вы должны объяснить, что они были спровоцированы…

– Правительство знает это и, сомневаюсь, чтобы кто-то еще, кроме генерала Бригса, конечно, предстал перед судом. Это мое личное мнение, но я знаю, и люди наверху чувствуют это. Это был пиратский шаг. Вы – корабельный офицер и командовали этим судном по праву. Вы все еще пребываете в этом качестве, так как новый командующий еще не прибыл. Так что не знаю, называть ли вас врачом или капитаном – в любом случае сейчас вы будете спать.

Дон уснул улыбаясь.

На следующее утро, после того, как он поел, сестра натерла его лицо волосоудаляющей пастой, чтобы снять отросшую бороду, и приподняла его с помощью дополнительных подушек.

– Зачем это? – с подозрением спросил Дон.

– У вас будут гости, и вы должны выглядеть как можно получше.

– Какие могут быть сейчас гости? Я думал, что я все еще болен для официальных визитов. По крайней мере именно это вы и должны были мне сказать. А взамен это должен говорить вам я…

– Врач, который берется предписывать сам себе, становится посмешищем для пациентов, – ответила сестра и выскочила из палаты. Дон улыбнулся ей вслед.

– Позвольте войти, сэр? – раздался с порога голос Курикки.

– Что? Старшина? Входите же. Но почему?

Он осекся, когда увидел, что старшина одет в серый мундир. Это была форменная одежда космонавтов. Погоны были отделаны золотым шнуром, а высокий воротник врезался в шею. Дон подумал, что старшина, видимо, одолжил мундир на другом корабле, так как его собственная одежда была выброшена за борт в космос. Старшина вошел строевым шагом, и за ним вошли все остальные.

Они были все в сером. Рама Кизим, помощник инженера и будущий врач.

Каптенармус Дженнет и вычислитель Бойд, Спаркс и инженер Трублевский, рефмеханик Хансен. А позади всех, тоже в форменной одежде, высоко подняв голову, шествовал, как и все остальные, строевым шагом доктор Угалде. Когда все остальные остановились и отдали честь, он приложил руку к сердцу.

– Они не смогли все прийти сюда. То есть, я хочу сказать, вся команда. Но мы их представители. И доктор Угалде здесь потому, что он сейчас представитель нашей команды.

– Несомненно, – ответил твердо Дон, вспомнив все происшедшее. И коррекцию курса, и историю с контрпереворотом.

– Мы чувствовали то же самое, и потому он сейчас находится здесь, когда я, то есть мы, представляем всю команду. Вашу команду, капитан.

Курикка ослабил свою стойку и взглянул вниз, на Дона.

– Я знаю все надлежащие торжественные церемонии, которые есть в уставе. Не то чтобы эта церемония была надлежащей, но ее просто нет в уставе. То, что я пытаюсь сказать, это то, что карантин будет снят через несколько дней. И они хотят перевести вас в госпиталь Марсианского центра. Командор Доправа сейчас находится на базе и прибудет скоро, чтобы перегнать «Большой Джо» на доки для капитального ремонта. Но пока он не принял командование, – капитан все еще вы, – он щелкнул пальцами, и сейчас же была подана прямо в его руки какая-то коробка.

– Они никогда не смогут отнять это у вас. Космонавты хорошо знают, что на корабле нет никого выше капитана. Не многие люди были на этом посту. А вы

– да, сэр, вы и вытащили нас, а только это и считается. –Курикка открыл коробку и вытащил оттуда форменную фуражку с золотой ракетой над козырьком.

– Это капитанская фуражка. Теперь ваша, так как мы купили ее у командора орбитальной станции. Это от команды, капитан. Все мы приняли в этом участие, Дон взял фуражку в обе руки, повернул козырьком к себе и обнаружил, что не может произнести ни слова. Моряки отсалютовали ему. С эмоциями, которые он никогда раньше не испытывал, он отсалютовал им в ответ.

Не существовало слов, которыми можно было выразить то, что он чувствовал, и они поняли это по его лицу. Это был и их момент тоже, и теперь их скрепляли узы, которые невозможно было разорвать. Молча, по одному, они ушли. Старшина Курикка шел последним и уже на пороге он, слегка помявшись, заставил себя задать один вопрос:

– Капитан, сэр, не можете ли вы сказать мне, каковы ваши планы? Я имею в виду после госпиталя. Большинство врачей начинают свою карьеру в космосе, но потом становятся изменниками, принимая должности на планетах, то есть переходят в разряд наземников. Я полагаю, ничто их не может удержать в пространстве. И я хотел бы знать ваши планы… я имею в виду…

Дон планировал работать на одной из планет, в этом не могло быть никаких сомнений. Однако в одно мгновение он обнаружил, что об этом даже подумать невозможно. Наземники – единственно подходящее для них слово. Что значили эти пылевые глобусы по сравнению с кристальной чистотой космоса? Служба на дальних лайнерах, орбитальных научных станциях – бесконечные возможности, если хоть раз задуматься над этим. Однако он ответил еще до того, как эта мысль успела оформиться.

– Не верьте старым сплетням, старшина. Я имею желание работать наземником не больше, чем, скажем, вы.

– Не может быть более определенного ответа, чем этот! – широко улыбаясь, произнес Курикка. Он щелкнул каблуками и удалился.

Дверь закрылась, и Дон остался один.

Он развернул фуражку и провел пальцем по гладкому цилиндрику эмблемы. Он почти сожалел, что этот полет окончился.

Будет немного скучно снова стать просто врачом.

– Трудный полет, и я рад, что он уже позади, – грустно сказал он сам себе. – Я очень рад, что мы достигли, наконец, безопасной гавани. Но я обладаю этой фуражкой и помню, что она означает. Они никогда не смогут отнять это у меня.